Книга Гимназистка. Нечаянное турне - Бронислава Вонсович

Князь Соболев оказался высоким, но весьма худым, я бы даже сказала, тощим, если так позволительно говорить о князьях. При этом от его фигуры шло ощущение такой властной силы, чем-то похожей на «бабушкину», что я заподозрила в нём мага и в который раз пожалела, что не научилась различать магов от не-магов. Возможно, этот набит магией под завязку, но, к сожалению, для оборотней магия никак не пахла, а для магов была не видна, пока не проявляла себя в плетениях. То есть плетения как раз на князе были, скорее всего, защитного свойства, насколько я могла судить, пусть и старалась на них не отвлекаться. Но само их наличие не говорило о наличии магии у Соболева. Возможно, он использует артефакт или артефакты. Как всё-таки научиться смотреть так, чтобы видеть ауру? По ней-то точно можно узнать многое.

Княжеские чёрные близко посаженные глаза, казалось, просматривали меня насквозь, и всё же пока я не вызывала у него ни малейшего подозрения. Возможно, потому, что почти не открывала рта, отделываясь кивками, гримасами и неявными хрипами, отрабатывая легенду о сорванном голосе. Для соответствия легенды же ещё Песцовым на горло была намотана найденная в одном из чемоданов мисс Мэннинг цветная шерстяная шаль, которая немилосердно кололась и которую я время от времени поправляла, когда становилось совсем невыносимо. Ужасно беспокоило отсутствие Песцова, который как ушёл созваниваться с Соболевыми, так и больше не появлялся, хотя сам князь был уже у меня.

В который раз я пожалела, что мы не договорились об условном стуке и я отозвалась на первый же. А ведь могла притвориться спящей! Как непредусмотрительно со стороны Песцова бросать меня в одиночестве перед грозной опасностью в лице князя Соболева, который расположился в гостиной моего номера, как в собственной, и пошёл уже на третий круг уверений в своём искреннем сожалении о происшедшей со мной неприятности, как он деликатно именовал попытку нашего убийства. Намёков на то, что я устала и хотела остаться одна, он не понимал, сколько я ни прикрывала глаза, показывая своё состояние.

— Мисс Мэннинг, скажите, что мы можем для вас сделать?

— Моя горничная… — прохрипела я, максимально пытаясь показать, как сложно говорить.

— Тело будет отправлено в Англию за счёт рода Соболевых, — неправильно понял меня князь.

— Тело?

Меня передёрнуло от воспоминаний о превращении того самого тела. Вряд ли удастся опознать горничную в том, что мы выдали за переводчицу, а значит, за горничную будут пытаться выдать что-то другое.

— Разумеется, после того как все части будут собраны и идентифицированы, — любезно дополнил Соболев. — Я был на месте… происшествия. Думаю, у полиции возникнут с этим небольшие сложности.

Небольшие сложности? Перед глазами встала картина разбросанных ошмётков, я опять почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота, и подумала, не настал ли подходящий момент, чтобы имитировать обморок. Чем больше мы общались наедине, тем больше у Соболева появлялось возможностей подметить неправильность в моём облике и речи. Боюсь, английским он владел куда лучше меня. Конечно, можно отговориться особенностями произношения в той местности, где выросла мисс Мэннинг, но я понятия не имела, ни где она выросла, ни есть ли там какие-то особенности.

Я отпила уже порядком надоевший чай и знаком предложила князю ко мне присоединиться. Когда рот занять у обоих, не находится место ни для неудобных вопросов, ни для ответов, которые могут навести на подозрения. Да куда же запропал Песцов, чёрт его подери?! Стуку в дверь я обрадовалась, но это оказался всего лишь один из подручных князя, который, к счастью, не задержался.

— Вы позволите, мисс Мэннинг? — князь наклонил над моей чашкой принесённую ушедшим пузатую бутылку с золотыми буквами на этикетке, складывающимися в узнаваемую надпись «Cognac». — Полезно при переохлаждениях и для успокоения нервов.

А также для развязывания языков, которые хоть и заплетаются, но могут наговорить много лишнего. Я помотала рукой над чашкой, показывая, что не нуждаюсь в такой добавке. И тут наконец появился Песцов, который словно только и ждал, когда начнут разливать спиртное. Он вломился в номер даже без стука, что было отмечено не только мной, но и князем, который удивлённо поднял брови при виде этакой вольности. До репутации мисс Мэннинг мне дела не было, а вот осознание того, что кто угодно может вот так зайти без моего разрешения, было довольно-таки неприятным. Я недовольно откашлялась, но не была удостоена даже взгляда, поскольку всё внимание вошедшего отошло князю.

— Ваша Светлость, не спаивайте мисс Мэннинг, — обеспокоенно сказал Песцов. — У неё и без того проблема с голосом. Спиртное может посодействовать усилению.

— Вам не кажется, Дмитрий Валерьевич, что в присутствии дамы следует говорить на понятном ей языке? — недовольно ответил Соболев.

По лицу Песцова скользнула тень облегчения. По-видимому, он опасался, что без его присмотра меня могут сразу же раскрыть.

— Вы совершенно правы, Ваша Светлость, — согласился он теперь уже по-английски. — Но у нас с мисс Мэннинг выпал столь тяжёлый день, что поневоле забудешь о приличиях. Надеюсь, Филиппа, вы простите мне эту досадную оплошность?

Я кашлянула и скорчила гримасу, которую при желании вполне себе можно было расценить как прощение. Или, напротив, недовольство. Это уж зависит от того, как интерпретировать.

— Мне кажется, немного алкоголя не помешало бы ни мисс Мэннинг, ни вам, Дмитрий Валерьевич.

— Нам ещё с полицией сегодня разговаривать, Ваша Светлость, — напомнил Песцов. — Будет не очень хорошо, если они решат, что случившееся привиделось нам в алкогольном дурмане, не так ли, Филиппа?

Я кивнула, скорчив при этом подобие улыбки. Князь под боком нервировал, цели его были неясны, и хотелось, чтобы он наконец закончил морочить мне голову, объяснил, что ему надо, или просто ушёл. Сил вести вежливые беседы у меня не было. Да и вообще сил не было.

— На самом деле, это было бы даже неплохо, — неожиданно сказал князь. — Слишком много в этом нападении личного, если вы понимаете, о чём я.

Я не понимала, но Песцов покивал, показывая полное согласие с Соболевым.