— В общем, с учетом регенерации, черный, — говорит он после ужина, — завтра с утра огурчиком будешь.
И посмеивается, трогая свою белую бородку. Вижу, что девушка зевает, и отправляю ее на лежанку. Она не перечит и почти сразу же засыпает. Настало время серьезного разговора.
— За что вас выгнали? — спрашиваю, когда мы остаемся наедине.
— Убийство, — пожимает плечами обыденно, словно мы говорим о каком-то обычном увлечении, а не о серьезном преступлении, — и не смотри на меня так, дело былых дней, лет сто пятьдесят прошло, не меньше.
Скрежещу зубами, уверенный, что толком и глаз сомкнуть ночью не смогу, буду охранять свою принцессу. Даже посмеиваюсь про себя, ведь действительно как в сказке «дракон-принцесса».
— Поздравляю, кстати, дочь твоя правительницей будет, — городит он какую-то чушь.
Дракон мой щерится и скалится от такого его предположения, но я пока что держу его в узде.
— Девушка — моя пара, не дочь, — цежу сквозь зубы, недовольный таким оскорблением.
— Я не слепой, — резко бросает он, а затем смотрит на спящую Златокрылую, — а про ребенка под ее сердцем.
Кашляю, бью себя кулаком по грудине. Быстро встаю и подхожу ближе, нежно притрагиваюсь к животу. Прикрываю глаза и обращаюсь к своему зверю, который впервые за долгое время вбирает в себя абсолютно все запахи. А вот после у меня расширяются от шока зрачки. Я слышу четкое биение внутри ее живота…Маленькое, слабенькое, но живое, пульсирующее.
— Что почему? — просыпается и сонным голосом спрашивает у меня Рания.
Покрываю поцелуями ее щеки, счастливо улыбаюсь, не веря нашему счастью.
— Дело не в ритуале, маленькая моя, — говорю с облегчением, на что она и вовсе смотрит с непониманием и недоумением.
Глава 49
— Ты о чем? — приподнимается и протирает глаза.
— Ты беременна, — не выдерживаю и прислоняюсь к ее пока еще плоскому животику.
Она на секунду замирает, а затем ее подрагивающая рука касается моего затылка, неуверенно поглаживает, будто не до конца осознает, что происходит.
— Как это? — голос потерянный, глаза раскосо и рассеянно смотрят по сторонам.
— Как-как, — ее непосредственность вызывает у меня улыбку, — разве ты не знаешь, как делаются дети?
У нее ошеломленный вид, и не меняется он так долго, что я начинаю переживать. Трогаю ладонями лицо и притягиваю к себе, уверенно целуя в губы.
— Ты не рада, птичка моя? — и к такому варианту готов, хоть и вызывает это горечь.
— Я…я… — дрожащим голоском произносит, — не могу осознать, что вот так…это хорошо…
Произносит только это, а затем ее ладонь накрывать свой живот, где теперь я внутренним драконьим зрением отчетливо вижу, как пульсирует новая жизнь.
— Это отлично, Рани, — в покровительственном жесте оглаживаю ее коленку, — и драконица твоя жива, все у нас будет хорошо.
Прислоняюсь лбом к ее лбу и целую в губы.
— Она… — сглатывает с опаской и страхом в глазах, — точно жива? Ты чувствуешь?
Голос пропитан такой надеждой, что у меня щемит в сердце. Словно иголкой укололи в самое чувствительное место.
— Да, точно жива и в полном порядке, — улыбаюсь ей, не давая повода усомниться в своих словах, — это защитная реакция плода, драконицам нельзя оборачиваться во время беременности, иначе это грозит выкидышем. Так что мудрые звери полностью блокируют доступ к себе.
Ее глаза из потухших постепенно наполняются вкусом к жизни, что я так давно не видел. Уголки ее губ дергаются, словно она пытается улыбнуться, но тут из ее глаз начинают течь слез.
— Птичка… — растерянно смотрю на нее, беру за руки.
— Это от счастья, Рагнар, — поясняет она и прикладывает ладошку к моей щеке, успокаивая тем самым и меня, и моего дракона.
Прикрываю глаза и впервые за долгое время наслаждаюсь. Между нами все в порядке, а весь остальной мир со своими проблемами, какими бы глобальными они ни были бы, подождет.
***
Утром следующего дня, на рассвете, мы прощаемся с приютившим нас отверженным, и движемся на запад, к выходу из пустоши. Лес, по которому мы идем, обманчиво приветлив, светл.
— Это точно мертвая зона? — спустя несколько минут спрашивает Рани, не отходя от меня все это время ни на шаг. — Здесь все так красиво и…свежо.
Хмурюсь, оглядываясь по сторонам. Не припомню, чтобы в описаниях этой территории говорилось, что здесь есть что-то настолько живое. Стискиваю зубы и корю себя за безалаберность.
— Ни к чему не прикасайся, — прижимаю девчонку к себе, цепко смотрю по сторонам, но ничего подозрительного не вижу, — это Лес Миражей. Черт, как я сразу не догадался.
А все радость и благодать, опоясывающая мою душу. Потерял бдительность, забыв, что сейчас не время и не место.
— То есть это обманка? Ничего нет? Тогда… — шумно сглатывает она, с тревогой крутя головой, — а как…
— Тихо! — шепотом прошу ее помолчать, а затем навостряю уши, слыша чье-то приближение.
Клекот, звук движения крыльев. Присаживаюсь сам и помогаю Рани. Сверху мимо нас пролетает стая оголодавших падальщиков. Черт, черт.
— Что это? — со страхом спрашивает у меня истинная, губы ее подрагивают.
— Лес Миражей не дает путникам выйти из него, искушая желаниями души, а падальщики кружат над ними, — киваю в сторону ни с чем улетевших птиц, — выжидая, когда кто-то будет при смерти.
— И съедают их? — в ужасе ее глаза расширяются, с лица спадает всяк краска.
— Нет, — качаю головой, — это ведь не материк и не Небесный Лог, здесь все мертвое, Рани, — говорю уже серьезным тоном. — И птицы эти, какими бы похожими с обычными не выглядели, питаются отнюдь не тем же, что обычные падальщики.
— А чем? — задает она вопрос, на который я не хочу отвечать, но ее настойчивый взгляд пробирает до костей.
Глаза начинают светиться золотом, сверкая несколькими крапинками. Ясно. Драконица желает знать и добьется своего любым способом.
— На самом деле, они не ждут чужой смерти, — решаюсь и говорю вслух, — им нужно, чтобы ты был жив, но уже не мог сопротивляться. Вот тогда они подлетают и высасывают магию. Существует поверье, — смотрю на небо, — что тот, кто лишится ее в Пустоши, никогда драконом больше не переродится.
Это та самая страшная сказка, которой в детстве пугают драконят. Даже у меня внутри что-то слегка сжимается от страха, но я не позволяю себе показывать это внешне. Она должна быть уверенной во мне, в нас и в то, что мы выберемся отсюда во что бы то ни стало.
— Рагна-а-а-р, — раздается мелодичный женский голос откуда-то сзади.
