Жду едкого комментария старика, но тот только хмыкает:
— Разобрались наконец-то. Я уж думал хлюпик ейный окажется шустрее.
Я моргаю, не понимая где это его привычное оскорбление, которым он наверняка должен был меня наградить, а вместо этого только Глеб с довольным оскалом прижимает меня к себе и тычется носом в висок.
— Нет, дед. Я её теперь никаким хлюпикам не отдам.
Это было сказано так трогательно и многообещающе. И зря я боялась реакции деда Степана. Я так и не дождалась от него дурных слов в свой адрес.
…
Прошло ещё две недели. Я перестала плакать. Глупо. Но даже начала чувствовать себя счастливой. Особенно когда Глеб садился по вечерам рядом со мной на диван и клал руку на мой живот.
— Но он же ещё даже не толкается и не скоро начнет, — напоминала я Степнову. Глеб словно пытался почувствовать новую жизнь. По-детски немного. Но даже так мне было забавно за ним наблюдать.
— Может я просто хочу, чтобы он ко мне привык. Заранее, так сказать.
Мне странно было осознавать, что человек может так относится к чужому ребёнку. Он будто действительно ждёт его появления. Не сюсюкается конечно. Не прикладывает ухо к моему животу, пытаясь выяснить как там наш мальчик. (Мы оба почему-то решили, что будет мальчик. И оба привыкаем к имени Стёпка, на котором настаивает дед.) Нет. Такого нет конечно. Но Глеб в принципе не щедр на слова. Хотя бы проявляет интерес. В то время как его собственный папа, отец моего ребенка, просто вычеркнул нас из своей жизни. Игоря я всё-таки видела перед разводом. Он пренебрежительно отвернулся. Не спешил заговаривать со мной. Да и вообще иметь со мной что-то общее. Обидно, что у моего малыша такой отец. Наверняка он со своей матерью, как бывало и раньше, часто перемывает мне кости, жалуясь ей на то, какая я была стерва. Но чтобы задуматься о нашем сынишке, то ничего подобного скорее всего нет. Разве что они оба радуются, что тогда не поверили моим словам. Мне грустно думать об этом. Но это просто жизнь. В ней не все папочки заслуживают звания «отец года», или хотя бы просто «отец». Многие просто хотят избежать ответственности.
Но по крайней мере на днях я стала от этого свободна. К большой радости Степнова. Глеб конечно не бегает по квартире с криками «Моя и только!» Он просто водит большим пальцем по линии моей жизни на левой ладони и строит со мной планы на будущее. Как-то у нас не было этой мутоты, когда не знаешь, как мужчина к тебе относится. Вы просто спите или это нечто большее? Как было у моих подруг. Глеб в отличие от мудаков Надьки и Гали сразу знал, чего и как от меня хочет. Что одну из комнат нужно переделать под детскую. Что этого Вячеслава Сергеевича мне нужно послать лесом, потому что этот типуля какой-то мутный и ещё неизвестно чего ему от меня надо. А через неделю или две нам самим нужно подать заявление. Ещё и сам выяснил, что из-за моей беременности с процедурой узаконивания наших отношений проблем будет меньше. Он так резво взял меня в оборот, что я даже не нашла в себе сил отказаться. Наверное, слишком отвыкла, что важные решения в моей жизни принимает мужчина, а не я.
И вот после всех этих событий мне оставалось только отказаться от этой авантюры с моим начальником. Но как обычно в моей жизни, все пошло не так, как я бы этого хотела.
32
В очередной выходной остановились возле лифта с Глебом, и он продолжает меня мучить.
— Можешь ведь и по телефону сказать что-то вроде «Дорогой, Вячеслав Сергеевич». Нет. «Дорогой» лучше не надо. Так меня будешь называть. В общем могла бы и написать ему: «Идите вы на … с вашими чудесными предложениями!»
Я ещё раз раздосадовано нажала кнопку вызова лифта.
— Ну как ты не понимаешь? Это мой начальник! НАЧАЛЬНИК, Глеб! Я не могу послать его на три весёлых буквы, а потом как ни в чём не бывало заявиться на работу. Тем более от меня и требуется только красиво посидеть за одним столом с его родственниками. Проводить их, потому что они в свой посёлок уезжают. Один раз! Последний! А он ещё и заплатить за это хотел. Ты же сам ремонт запланировал.
— Я достаточно зарабатываю, — насупился мой мужик.
Достаточно для того, чтобы я не участвовала в таких сомнительных мероприятиях. Я подавила тяжелый вздох и снова попыталась его успокоить.
— Ну, что ты нервничаешь так? Он на меня как на женщину даже не смотрит. У него вообще девушка есть.
— Мне достаточно того, что ты на него смотрела, — ворчит этот бычонок. Хватает меня за локоть. — И что-то девушку свою он этим старикам не представляет!
Я пожимаю плечами, и двери лифта наконец разъезжаются. Осталось только сказать Глебке, что это последний раз, когда я подписываюсь на такую дичь ради своего ребёнка. И если уж он позвал меня замуж, то пусть после этого я и буду ЗА мужем, который будет решать все сложные вопросы. Глеб любит быть главным, а я его просто в этом поддерживаю. Для меня же потом старается. И для НАШЕГО, как он говорит малыша. Я пока не позволяю себе Степнову своего ребёнка навязывать. Вот хотела ему это всё сказать. Но на лице Глеба появилось какое-то странное выражение при виде девушки с чемоданом застрявшей в лифте. Кажется, улыбка так и застыла на её наколотых губах. Пухленьких. Как мой мужик любит.
— Глеееб! — радостно протянула эта дива. Что-то он рассказывал недавно про свою последнюю. Любительницу делать селфи с вытянутыми уточкой губами во всех общественных местах. Может это она? Я ещё раз прошлась по ней взглядом. Грудь — твердая троечка, но кажется своя. И вообще вся из себя ничего такая, ладная. Во вкусе Глеба. Какого лешего только принесла её нелегкая?
Повернулась к своему мужчине, чтобы задать ему этот вопрос, а у него вид такой. Подохренеший, я бы сказала. Ткнула его кулаком в бок, чтобы «разморозился». Что это за девица вообще? Степнов от моего тычка наконец отмер и недоуменно выговорил:
— Лиза? А что ты вообще здесь делаешь?
Он вскидывает бровь, и девушка лепечет:
— Масюсь, но ты же сам меня с собой звал. И вот я, — она радостно раскидывает руки, демонстрируя себя, — наконец решилась.
Счастье-то какое! Спустя почти три месяца привалило. Не ошиблась я в своих догадках. Действительно та самая. Я фыркнула и выдернула свой локоть из захвата Степнова.
