Погода стояла морозная, и у Большого Каньона не было обычных толп туристов, привлекаемых сюда в летние месяцы. Но следов Дэвида не наблюдалось. Учитывая его предполагаемый маршрут, подумала она, если он и остановится где-нибудь на территории заповедника, то, скорее всего, ближе к его восточной границе.
Температура снаружи опускалась, и Кира включила в машине печку. Минуту спустя легкими зернистыми снежинками посыпал снег. Свернув у края Каньона на восток, она поехала медленнее, заглядывая по пути на каждую автостоянку у обзорных площадок и изучая номера припаркованных машин.
Дэвид сидел на краю скалы и смотрел в вызывающую благоговение бездну, созданную рекой Колорадо еще прежде, чем первые мужчина и женщина ступили на эту землю, позже названную Аризоной. Стараясь не думать о том, какой пустой станет его жизнь, если Кира, как и планировала, вернется в Канзас-Сити, он старался сконцентрироваться на открывавшемся перед ним захватывающем дух виде, на резком запахе желтых сосен. Тем вечером на качелях на террасе дома Наминга ему всем сердцем, почти физически хотелось удержать ее, рассказать ей о картине из песка, изображавшей группу из одной женщины и двух мужчин, и спросить, что она думает об этом.
Вместо этого он решил последовать совету своего прадеда: «Если после этой ночи вы расстанетесь, твоя женщина должна будет прийти к тебе сама, — сказал ему старик во время их разговора перед свадебной церемонией. — Иначе она не сможет извлечь урок, заключающийся для нее в ваших проблемах. Она потеряет внутреннее доверие и уважение к тому, что подсказывает ей сердце».
За размышлениями он не заметил машину, которая подъехала и остановилась рядом с его автофургоном. Из-за ледяного ветра, свистящего внизу в ущелье, он также не расслышал легких шагов Киры. Вздрогнув, когда ее ботинки скрипнули гравием прямо у него за спиной, он вскочил на ноги и потрясенно уставился на нее. Ему не верилось, что Кира могла последовать за ним. Она смотрела на него с любовью.
Со сдавленным стоном Дэвид обнял ее. Прижавшись друг к другу на холоде, влюбленные, которые оказались на шаг от того, чтобы вновь потерять друг друга, целовались страстно и с каким-то отчаянием.
Когда Кира наконец смогла говорить, она призналась, что помнит их бракосочетание в ущелье.
— Твоя бабушка помогла мне понять, что это происходило в действительности, — сказала она. — Но помнила я об этом все время. Я хочу сдержать наши клятвы, Дэвид.
— Я тоже! Ты не представляешь, чего мне стоило удержаться и не рассказать тебе о нашей свадьбе… Но мой прадед говорил, что ты сама должна сделать первый шаг.
Страшно подумать, что было бы, если бы она его не сделала.
— Дэвид, тебе следует знать, что я буду настаивать на получении свидетельства о браке и официальной церемонии, — сказала Кира, прижимаясь с нему так же, как часто делала, когда они были близки к тому, чтобы стать любовниками в начале их страстного романа. — Когда родится наш ребенок…
Потрясенный и переполненный радостью оттого, что станет отцом, Дэвид покрыл лицо Киры поцелуями. Потом подхватил ее на руки и отнес в свой автофургон.
— Я хочу любить тебя, — признался он, укладывая ее на стеганое одеяло. — Причем так сильно, что я весь горю. Как ты думаешь, это не повредит нашему ребенку?
— Нет, конечно. — Протянув руки, она позвала его в свои объятия.
Кира и Дэвид любили друг друга с такой чудесной нежностью, о какой она никогда не подозревала. Даже их необыкновенно волнующее, духовное соитие в ущелье в брачную ночь не могло с этим сравниться. Может быть, это случилось потому, что теперь они стали родителями любимого, еще не родившегося ребенка?..
Когда накал их страсти немного спал, Кира высказала это предположение Дэвиду, и он согласился. Его лицо сияло такой любовью, о какой мечтает каждая женщина. Тем временем снег за окошками автофургона усилился, падая крупными, хрупкими снежинками.
— Одеваться не хочется, но я бы не возражала выйти наружу, — сказала Кира. — За последние годы я так мало бывала в Аризоне. Теперь, когда она снова должна стать моим домом, мне хочется увидеть здешнюю природу в зимнем одеянии.
У них еще будет время свернуться калачиком под его стеганым одеялом. Перед ними вся жизнь, наполненная такими моментами.
— Все, что ты хочешь, Женщина в Белой Скорлупке, — шепнул Дэвид, нежно целуя ее в губы.
Только сейчас, когда они стояли, обнявшись, в зимних куртках, Дэвид спросил у нее:
— Ты не скажешь мне то, о чем не хотела говорить раньше… ну, о том, что нас разделяло?
Когда она объяснила ему все, он пришел в ярость.
— Джиму Фрейксу очень повезло, что он твой отец, — произнес Дэвид мрачно. — Иначе я бы из него душу вытряс.
Вместо того чтобы броситься на защиту отца, Кира сказала, что тоже сердится на него.
— Я считаю его виноватым… и себя тоже за то, что поверила ему, — призналась она.
В ответ Дэвид тоже принял на себя часть ответственности.
— Я не должен был купиться на его заверения, что если я исчезну из твоей жизни, то сделаю тебе одолжение, — сказал он. — По его словам, со мной на буксире ты бы не закончила юридический факультет.
Кира с минуту помолчала.
— Почему ты хотя бы не попрощался? — спросила она со слезинкой, неожиданно блеснувшей на ресницах. — Когда ты так пропал, для меня словно весь мир рухнул.
— Ох, малышка… мне так жаль, что я сделал тебе больно. — Прижав ее к себе покрепче, Дэвид всеми силами постарался успокоить Киру. — Клянусь Богом, Великим Духом или кто там еще правит Вселенной, я очень сожалею, что не объяснил тебе всего, а поверил твоему отцу, когда он сказал, что резкий разрыв лучше всего, — сказал он. — К сожалению, мне, кроме всего прочего, необходимо было начать самостоятельную юридическую практику. Я должен был расплатиться с долгами. Было больно думать о разлуке с тобой, но я не хотел мешать твоему образованию или вынуждать тебя помогать мне все это время. А когда я узнал, что ты вышла замуж, то решил, что между нами все кончено.
Хотя Дэвид и не был готов простить Большого Джима, Кира дала ему ясно понять, что не собирается порывать с отцом: право на ошибку имеют все.
— Со временем мы как-нибудь уладим это, — сказала она, уютно прижимаясь к Дэвиду. — Самое главное, что ты, я и наш драгоценный ребенок будем вместе.
Эпилог
Четырнадцать месяцев спустя, на Рождество, пятимесячный Джеймс Дэвид Яззи лежал на роскошном навахском ковре перед огромным камином в родительском доме и, размахивая ручками и ножками, глядел на подсвеченную елку, мерцавшую словно картинка из сказки.
С удовольствием наблюдая за ним с одного из диванов, обитых стеганым бархатом шоколадно-коричневого цвета, держась за руки и слушая лазерный диск с музыкой Моцарта вместо традиционных рождественских мелодий, его мать и отец ожидали к праздничному столу важного гостя. В доме уже царил восхитительный аромат запекавшейся индейки, начиненной маисовым хлебом по навахскому рецепту, усиливавший ощущение приближающегося праздника.
