У Венна были потрясающие физические данные. Говорили, что он никогда не болел и обладал фантастической выносливостью. Однажды во время съемок документальной серии о вулканах Венн совершал глубоководное погружение у берегов Индонезии. Тогда возникли какие-то проблемы, Оберон долго не появлялся на поверхности. Все разволновались. Медики уже стояли наготове. Но когда мужчина забрался на борт, с ним все было в порядке.
Позже я присутствовал при том, как один из техников проводил осмотр кислородного оборудования, и заметил, что он крайне озадачен.
– Что-то не так? – спросил я.
– О, ничего… какой-то сбой, наверное, – датчики кислорода были на нуле. Или он может жить без воздуха. – Техник рассмеялся.
А я не знал, что на это сказать.
Джин Ламартин. Странная жизнь Оберона ВеннаПирс лежал на животе среди завалов смятой бумаги.
Он был весь в карандашах: один в зубах, другой в руке, третий за ухом и еще по нескольку в каждом кармане халата.
Пирс с пугающей скоростью писал на листе бумаги цифры, при этом постоянно сверялся с манускриптом Ди в пластиковой папке.
– Там ничего не было, – говорил Уортон. – Но я уверен, что Джейк что-то видел. А ты что думаешь? Кто эти дети и что им от нас надо?
Снаружи прогремел гром. Пирс на мгновение приподнял голову и снова вернулся к своим цифрам.
– Скорее всего – репликанты. У Януса, если верить Саре, полно репликантов. Спросите ее.
Уортон кивнул:
– Спрошу. Но я волнуюсь. Я знаю Джейка. Есть что-то, о чем он мне не рассказывает.
– Эврика! – воскликнул Пирс.
– Что?
Маленький азиат сел на полу.
– Эврика. А еще – аллилуйя. И даже больше: гип-гип-ура! – Пирс аж дрожал от еле сдерживаемого восторга. Потом подбросил карандаш с такой силой, что тот воткнулся в сырой потолок и остался висеть там, как маленький желтый сталактит. – Есть!
Уортон соскочил со скамеечки у очага:
– Что-то откопал?
– Слова. Зеркало… черное дерево… глаз… Немного, но начало положено!
Пирс так воодушевился, что Уортон, который был несколько разочарован, почувствовал себя предателем.
Маленький азиат схватил бумаги:
– Идемте со мной.
Уортон, отдуваясь и чертыхаясь на ходу, поспешил за Пирсом. Ему вдруг пришла мысль, что он так никогда и не сможет понять происходящее в этом аббатстве.
В коридоре он мельком посмотрел в окно. Дождь все не переставал. Лужайки пропитались водой и местами превратились в коричневые лужи, а черные деревья в Лесу за ними раскачивались и клонились к земле под непрекращающимся дождем.
Снизу, откуда-то из глубин дома доносился звук, причем Уортон уже слышал его ночью. Тогда ему казалось, что это сон. Однако это ревела переполненная водой река Уинтеркомб, русло которой проходило прямо под погребами аббатства.
На бегу Уортон обратил внимание на то, что в коридоре появилось больше ведер, а на потолке расползлись пятна зеленой плесени. Весь дом пропитался влагой.
На Тропе монахов он прикасался рукой к сырой каменной кладке, горгульи в виде средневековых чудищ изрыгали дождевую воду. Уортон физически ощущал размякшую древесину, полопавшиеся водостоки, насыщенный водой грунт под фундаментом. Ему вдруг стало страшно. Казалось, этот огромный дом кренится, его стены вот-вот смоет и от него останутся только руины, о которых рассказывала Сара.
Уортон тряхнул головой и побежал дальше.
В огромном погребе с лабиринтом все изменилось.
Уортон, как только вошел, сразу замер.
Маскелайн установил зеркало в центре комнаты, закрепил его на полу и привязал тросами к потолку. Спутанную сеть из зеленых лент, которая, по задумке Пирса, удерживала наблюдателей и не давала зеркалу их поглотить, он распутал и соорудил из нее подобие длинной воронки, причем воронку направил прямо в зеркало.
На полу лежали груды проводов Симмса. Маскелайн стоял, утопая в них по колено, и методично отделял один провод от другого. Когда он повернул голову, синевато-багровый шрам у него на щеке как-то странно заблестел.
Увидев самодовольную улыбку на лице Пирса, он быстро выбрался из проводов и решительно прошел к двери:
– Что?
– Ничего. Просто наметился прогресс с расшифровкой кода.
Пирс положил на стол бумаги и отступил на шаг с жутко гордым видом.
– Что за код?
Это спросила Ребекка. Она еще не сняла плащ и резиновые сапоги. Уортон понял, что Ребекка тоже поселилась в доме. Аббатство превращалось в коммуну.
Маскелайн провел тонкими пальцами по фотокопии манускрипта. Уортону на секунду даже показалось, что это причинило ему боль.
