— Но, Эрик, все это у нас уже есть.
Он нахмурился, не донеся кусок бисквита до рта.
— Ты так думаешь? Кортни, я ждал сегодняшней ночи полгода. Может быть, даже дольше.
— Увлечение может продолжаться и дольше. Особенно если первые пять с половиной месяцев оно было безответным.
— Вот как ты на это смотришь? Просто увлечение?
Кортни беспомощно пожала плечами.
— Я не говорю, что оно не может перерасти в нечто большее. Но сейчас это именно увлечение. Необъяснимое притяжение. Физическое желание. Если хочешь, страсть. — Она отложила кусок бисквита и взяла чашку. — Мы ведь этого и хотели. Разве нет? Внезапная, как молния, вспышка страсти — самое восхитительное, что только может произойти между мужчиной и женщиной.
По-прежнему хмурясь, он взял ее за руку.
— И самое недолговечное. Прекрасное и зыбкое, как сон. Кортни, мне кажется, нас связывает не только мимолетное желание.
— Конечно, — легко ответила Кортни. — Такова уж природа увлечения: каждый раз кажется, что это навсегда. — Ее глаза встретились с его взглядом — удивленным и разочарованным. — Неужели с тобой не случалось такого раньше?
— Случалось… но совсем не так, как сейчас. — Эрик приподнял рукой ее лицо. — А с тобой?
Что она могла ответить? Сейчас ей казалось, что никогда прежде она не испытывала такой обжигающей страсти, такого глубокого наслаждения. Но как же быть с Питером? Сможет ли она просто вычеркнуть из жизни три года? Может быть, у Эрика был не один десяток таких увлечений, но в пылу сегодняшней страсти он забыл обо всем. А для Кортни рана была слишком свежа, разочарование слишком горько.
Но говорить об этом Кортни сейчас не хотела. К чему бередить раны, если можно просто сидеть рядом с Эриком, лежать в его объятиях, растапливать камин в его доме, делить с ним жизнь? И потом разочарования не будет. Эрика она знает гораздо лучше, чем Питера. Полгода она встречалась с ним, едва ли не каждый день разговаривала по телефону, смеялась его шуткам, а порой делилась своими горестями…
Однако, если подумать, что, собственно, она о нем знает? Что он — остроумный собеседник и хороший слушатель? Да, это лежит на поверхности. А о чем он думает, что любит, что ненавидит, как смотрит на жизнь — все это для нее книга за семью печатями. Эрик упорно не хочет говорить о себе. Единственное, что Кортни удалось выяснить, — он не любит, когда от него требуют внимания. Очень содержательно, нечего сказать! Длительные отношения невозможны без открытости и взаимного доверия — а он то ли не доверяет ей, то ли просто не способен на близость.
Кортни молчала, и Эрик ответил сам:
— Конечно, случалось. Мне не стоило спрашивать. — Он поднял вилку и как ни в чем не бывало продолжил есть — только радостный блеск в его глазах угас.
— Я не умею лгать, — мягко заметила Кортни. — Если ты спросишь, правда ли, что рядом с тобой у меня перехватывает дыхание, что от твоего голоса у меня мурашки пробегают по коже, что одно твое прикосновение доставляет мне неизмеримое блаженство, — я отвечу «да». Мне нравится твое чувство юмора, глаза, как будто зовущие в постель, улыбка, перед которой невозможно устоять. Я благодарна за все, что ты сделал для меня в эти шесть месяцев, за то, что просто был рядом. Что я еще могу сказать?
Пока Кортни говорила, на лицо Эрика снова вернулась улыбка.
— Пока достаточно. Не говорю, что я не хочу большего — нет, ты еще не представляешь, какой я жадина, — но на сегодняшний день хватит. — Он отставил тарелку с бисквитом и, обняв Кортни за талию, привлек к себе. — Мне нравится твоя честность. А о «глазах, зовущих в постель», я не слыхал уже лет двадцать. Что, у меня вправду такие глаза?
Кортни склонила голову набок и задумчиво уставилась прямо в бездонные синие глубины.
— Да, совершенно точно. Именно «зовущие в постель». Зрачки полны чувственности, радужка призывает к неземному наслаждению, глазное яблоко обещает бесконечный восторг, веки склоняют к бесстыдству… Достаточно? Ты удовлетворен?
Громко расхохотавшись, Эрик схватил ее и прижал к себе.
— Ты потрясающая женщина, — прошептал он, уткнувшись лицом ей в волосы. Затем начал массировать ей спину широкими, сильными движениями, все крепче прижимая к себе. Курчавые волосы у него на груди защекотали обнаженную грудь Кортни, и по всему ее телу разлилось сладостное тепло. Однако Кортни все еще боялась, что не сможет наслаждаться близостью. Она слишком устала.
— Завтра повесим гамак, — пообещал он, поглаживая ее спину. — Вечно о нем забываю! Здесь под окнами есть два дерева со вбитыми крюками, но гамак лежит на полке в гараже, и вспоминаю я о нем, только когда собираюсь уезжать. Тебе он, надеюсь, понравится. Будешь лежать, глядеть на небо сквозь ветви деревьев и наслаждаться запахом сосновых иголок.
— Последний раз гамак был у меня в глубоком детстве. Мы качались на нем, как на качелях.
— Ты со своим братом?
— Да, или с друзьями, которые гостили у нас на выходные.
Они медленно опустились на ковер, не разжимая объятий. Кортни больше не чувствовала усталости. По телу ее, становясь сильнее с каждой секундой, пробегали токи желания.
— А ты нырял, когда был маленьким? — спросила она, повинуясь какому-то прихотливому ходу мысли.
— Конечно. И сейчас люблю это занятие.
Эрик опустил голову и коснулся языком ее груди. Кортни затрепетала от удовольствия и поняла, что недооценивает свои возможности. Она сгорала от желания, утолить которое мог только он.
— Есть что-то очень сексуальное в том, чтобы плавать голышом, — вздохнула она.
— Да, — ответил он и продолжил путь по ее телу — и с каждым его прикосновением в груди Кортни все сильнее разгорался пожар страсти.
Она запустила руки ему в волосы.
— Послушай, я думала, что сейчас не смогу, но…
— Я знаю, — прошептал Эрик. — Мне хотелось тебя удивить.
— И ты достиг своей цели, — задыхаясь, прошептала Кортни. Ей казалось, что она плывет в море взбитых сливок — густых и неправдоподобно нежных. Теплая волна обволакивала ее с ног до головы, и каждый уголок тела готов был кричать о немыслимом наслаждении. — О, Эрик! — вскрикнула она, не выдержав, и вцепилась ему в плечи.
Тела их, согреваемые не огнем, но внутренним жаром, переплелись. Кортни целовала Эрика в лоб, в нос, в губы; он ласкал ее руками. Казалось, это продолжалось целую вечность — вечность тихой, нежной любви. Кортни уже задремала в его объятиях, когда он прошептал ей:
— Нам будет удобнее в постели.
Перебравшись с помощью Эрика на кровать, Кортни свернулась калачиком, тесно прижалась к нему и сладко уснула.
Кортни покачивалась в гамаке, глядя в небо. Сквозь паутину сосновых ветвей падали на землю брызги света. На животе у нее лежала книга, принесенная из дома, но Кортни не хотелось читать. Уголком глаза она видела Эрика: он вешал на веранде сетку от комаров, — но не поворачивала головы. Она просто лежала, устремив взгляд в неправдоподобно синие небеса, а в голове, словно морские волны, набегали и лениво исчезали прочь разные мысли.
