– Вы уже обедали?
Ариана давно уже отвыкла от слова «обед». В ее гнилой камерепищу давали один раз в день, так что деления на завтрак, обед и ужин несуществовало. Да эти помои и не заслуживали названия «пища». Лишь под угрозойголодной смерти могла Ариана заставить себя есть эту гадость. Поэтому онаничего не ответила, но Манфред понял все без слов.
– Понятно, а теперь мы должны идти.
Его жест и голос были безапелляционны, и Ариана послушнопоследовала за офицером. На улице, ослепнув от яркого солнечного света, онапокачнулась, но удержалась на ногах. Глубоко вдохнула свежий воздух и села вмашину. Там Ариана отвернулась от обер-лейтенанта, делая вид, что разглядываетдлинный ряд бараков. На самом деле ей не хотелось, чтобы он увидел слезы у неев глазах.
Несколько минут они ехали молча, потом Манфред вдругостановил машину и обернулся к своей спутнице, по-прежнему сидевшей к немувполоборота. Ариана, казалось, совершенно забыла, что рядом с ней находитсяпосторонний человек – высокий светловолосый мужчина с добрыми глазами иимпозантным дуэльным шрамом на щеке.
– Подождите меня, фрейлейн, я сейчас вернусь.
Ариана, не отвечая, откинулась назад, плотнее укутавшись водеяло, которым снабдил ее провожатый. Она думала об отце, о Герхарде, мучаясьдогадками и предположениями. Ей было удобно и уютно на мягком сиденье, подтеплым одеялом. Подобного комфорта она не знала уже целый месяц.
Фон Трипп действительно вскоре вернулся. Он без словпротянул ей маленький, аппетитно пахнущий сверток. Внутри оказались две толстыесардельки, намазанные горчицей, и большой ломоть черного хлеба. Арианапосмотрела на еду, потом на Манфреда. Какой странный человек, подумала она.Мало говорит, но все видит. Чем-то он был похож на нее – та же грусть в глазах,та же обостренная чувствительность к чужой боли.
– Я подумал, что вы, наверно, голодны.
Ариана хотела произнести слова благодарности, но вместоэтого просто кивнула и взяла сверток. Пусть этот человек с нею добр, но она всеравно не должна забывать, кто он и чем занимается. Он фашистский офицер,сопровождает ее в Грюневальд, откуда она должна забрать свои личные вещи. Чтотакое «личные вещи»? Что взять, что оставить? И что будет с домом, когда войназакончится? Получит ли она его обратно? Впрочем, какое это теперь имеетзначение?.. Отца нет, Герхарда тоже нет, все утратило смысл. Отрывочные мысли,бессвязные образы мелькали у нее в голове. Ариане очень хотелось съестьсардельки сразу, до последнего кусочка, но она знала, что делать этого нельзя,и откусила совсем чуть-чуть. После того как ее целый месяц держали впроголодь икормили всякими отбросами, следовало соблюдать крайнюю осторожность с мяснойпищей.
– Ваш дом возле Грюневальдского озера?
Ариана кивнула. По правде говоря, вообще удивительно, что ейразрешают заехать домой. Очевидно, ее уже не считают арестованной.
Ужаснее всего была мысль, что родной дом теперь принадлежитнацистам. Произведения искусства, столовое серебро, драгоценности, меха – всеэто теперь достанется любовницам генерала. Автомобили, разумеется, тожереквизируют. Банковские счета Вальмара фон Готхарда наверняка уже конфискованы.Нацисты могут быть довольны – им достался неплохой барыш. А что касается самойАрианы – для них она просто лишняя пара рабочих рук. Если, конечно, кто-нибудьне польстится на ее прелести… Ариана прекрасно понимала, чего можно ожидать отнацистов. Но она скорее умрет, чем станет наложницей какого-нибудь фашиста.Лучше провести остаток дней в их мерзких бараках.
– Еще немного вперед, – сказала она. – Дом будетслева.
Она вновь была вынуждена отвернуться, чтобы скрытьвыступившие слезы. Дом был совсем близко, тот самый дом, о котором Арианамечтала, лежа в темной камере; дом, где они с Герхардом смеялись, играли,дожидались возвращения отца; дом, где фрейлейн Хедвиг читала им сказки возлекамина, где когда-то очень давно можно было увидеть чудесное видение, именуемое«мама». Теперь тот дом перестал существовать. Его отобрали нацисты. Арианабросила на своего спутника ненавидящий взгляд. Он тоже принадлежал к их числу,а значит, имел непосредственное отношение к ужасу, разрушению, смертям,насилию. Да, он спас ее от Гильдебранда и купил немного еды, но это ничего незначит. Он член этой кошмарной шайки и при случае будет вести себя так же, какостальные.
– Это здесь, – показала Ариана, когда автомобильповернул за угол; ее голос дрожал от волнения.
Фон Трипп замедлил ход и посмотрел на особняк с почтительнымуважением. Ему захотелось сказать Ариане, что дом просто великолепен, что унего тоже когда-то был свой дом, почти такой же, как этот. Но жена и детиМанфреда погибли в Дрездене во время бомбежки, и теперь ему возвращаться былонекуда. Родовой замок еще в самом начале войны «одолжил» один генерал, иродителям пришлось перебраться в Дрезден, где жила семья Манфреда. И вот всеони погибли под бомбами. А генерал как ни в чем не бывало живет себе в замке.Там ему спокойно и уютно. Если бы семье Манфреда позволили остаться в родовомгнезде, трагедии бы не произошло.
«Мерседес» зашуршал шинами по гравию. Сколько раз Арианедоводилось слышать этот знакомый до боли звук. Если закрыть глаза, можно былопредставить, что сегодня воскресенье, отец привез ее и Герхарда домой послецерковной службы и прогулки вокруг озера. Нет ни чужака в фашистской форме, нилохмотьев, заменяющих одежду. У дверей, вытянувшись по стойке «смирно», застылБертольд, а внутри уже сервирован чай.
– Тьма – и больше ничего… – прошептала Ариана. Она вышла измашины и остановилась, глядя на родные стены.
– У вас всего полчаса, – вынужден был напомнить ейМанфред.
Ничего не поделаешь, таков был приказ капитана. ФонРайнхардт сказал, что они и так слишком долго провозились с этой девчонкой.«Туда и обратно, – сказал он. – И не спускать с нее глаз!»
Капитан боялся, что девушка потихоньку утащит из домачто-нибудь ценное. Кроме того, вполне возможно, что с ее помощью удастсяобнаружить какие-нибудь тайники или секретные сейфы. В доме, разумеется, ужепоработали специалисты, но вполне возможно, что им удалось обнаружить не все.
Ариана робко позвонила в дверь, ожидая увидеть знакомое лицоБертольда. Но на пороге появился адъютант генерала. Он был очень похож насопровождающего Арианы, только вид имел еще более суровый. Офицер с недоумениемвоззрился на оборванку и вопросительно перевел взгляд на фон Триппа. Тот отдалчесть и объяснил, в чем дело:
– Это фрейлейн фон Готхард. Она должна взять кое-что изодежды.
Офицеры вполголоса поговорили о чем-то, потом адъютантсказал, обращаясь к Манфреду:
– Но там почти ничего не осталось.
Ариана изумленно приподняла брови. Как это ничего неосталось? В ее комнате было четыре шкафа, битком набитых одеждой. Быстро же ониработают, подумала девушка.
