Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
Академик Сарданапал Черноморов
Таня была странная особа. Случались ночи, когда она не могла уснуть. Даже и не пыталась. Носилась, наматывала десятки верстул, удирала в чащепу. В нее вселялась буйная бегалка. Вот и эта ночь была такой. Она выдвинула из-под кровати футляр и, открыв его, долго смотрела на контрабас.
– Имей в виду! Я хочу на тебе летать! – громко сказала она контрабасу.
Разбуженная Гробыня запустила в нее подушкой, усилив его заклинанием катапультос.
Таня присела. Подушка, принудительно разогнанная до скорости триста метров в секунду, разом лопнула по всем швам, выпустив пух.
– Мимо, – заметила Таня.
Гробыня сидела на кровати и, свесив ноги, любовалась пургой из белых куриных перьев.
– Сентябрьский снегопад! Ну разве я не сокровище? Не брульянт? – спросила она, зевая.
– Брульянт!
Сравнение Гробыню вполне устроило. Тем более что она сама его подсказала. Она откинулась на подушку и томно спросила:
– Никто не хочет объяснить мне меня? Почему я такая красивая, но никем не понятая? Ну хотя бы чуть-чуть пообъяснять?
– Я – пас, – сказала Таня.
– А знаешь, почему «пас»? Сволочь ты, Танька, почемушто! Если бы ты меня о чем-нибудь попросила, я бы сразу сделала!
– Запросто. Поставь чайник! Кофе хочу! – предложила Таня.
Гробыня задумалась.
– Это перебор. Такой услуги я тебе оказать не могу. Попроси что-нибудь другое!
– Хорошо. Чайник я поставлю сама, а ты налей в него воды, – предложила Таня.
Гробыня возмутилась еще больше:
– Э-э! Ну до абсурда-то доводить не надо! Может, тебе еще лунной пыли наковырять?
– А что тут такого? Просто налить воды!
– Просто налить воды! А в рот тебе не плюнуть жеваной морковкой? – передразнила Склепова. – Да до нормального крана идти метров тридцать! По темному коридору! А если на меня кто-нибудь нападет?
Закончилось все тем, что Таня и воду сама принесла, и чайник поставила. И никто на нее не напал. Все это время Гробыня якобы мыла посуду заклинанием Стаканчикус одноразовус. Из пяти чашек уцелели три. Про остальные Гробыня сказала, что они были давно треснутые, поэтому не выдержали двухсекундного пребывания в водопаде.
– Слышь, Гроттерша, а я о ней иногда думаю! – сказала Склепова, растворяя в чашке кофе. Кофе она называла просто «кофь».
– О ком?
– Ну об этой… О моей двойничихе! Какая она была? Зачем ей, например, такие длиннющие ногти? Ими же ничего невозможно делать! Например, держать тяжелый нож обреченца!
– Может, оно ей и не особо надо было? Нож там какой-то. Она была девушка мирная, – предположила Таня.
Гробыня хмыкнула. Как видно, такая мысль ее не посещала.
– Ведь, по сути, Гроттерша, какая малина получается? Она – это я. Я – это она. Может, она потому и сидит тихо и власть мне отдала без боя, что мы с ней одно?
– Как одно?
– А так. Ну, день и ночь же не воюют с кастетами и пистолетами? Одно уходит, другое заступает на смену. Прихожу я – уходит она. Приходит она – ухожу я. Вдруг это наше все, что было… ну там Гонки всякие и так далее, – дурной сон, и надо забыть его и?.. – Гробыня не произнесла самого слова, но Таня поняла ее и сама.
– Один год. Даже уже меньше, – напомнила она.
Гробыня кивнула.
– То-то и оно! Ну усе! Поболтали и будя, а то язычки истреплются. Хто кудыть, а я спать! – сказала она и, выстрелив себе из пальца в висок, обрушилась на кровать.
Таня взяла футляр и вытащила его в коридор.
– А ты, Танька, ничего! Хотя совершенно за собой не следишь. Но, может, оно тебе и не надо. Лучше красивая девушка без помады, чем помада, намазанная на противогаз, – сказала ей вслед якобы спящая Склепова.
В общей гостиной в углу длинного дивана печально дремал Жора Жикин. Кажется, профессиональный ловелас Тибидохса пригласил кого-то на свидание, но девушка не явилась, и Жора от огорчения уснул. Из его разжавшейся во сне руки выпал лист бумаги. Таня подняла его. По клеткам прыгал жирный карандаш.
«Разбирался в себе с 19.00 до 23.30. Пришел к следующему окончательному выводу (по состоянию на 23.31). К Дусе Пупсиковой у меня любовь-нежность. Лоткову я люблю сестринской любовью. К Попугаевой у меня любовь общечеловеческая со слабо растворенным эротизмом. К Шито-Крыто у меня ненависть-страсть. Она пробуждает мое агрессивное либидо. Это месть моей бабушке за то, что она бросила дедушку. В Тане Гроттер я люблю проекцию моей матери, но не могу простить ей (не Тане, а матери) то, что она не купила мне красную пожарную машину, когда мне было три года».
Вздохнув, Таня аккуратно свернула бумажку и засунула ее поглубже в Жорин карман. Затем отыскала на подоконнике треснувший фломастер и старательно нарисовала на щеке у Жоры алый поцелуй. Жикин зачмокал во сне губами, но так и не проснулся.
«Проснется утром человек, а у него поцелуй от мамочки! Ему будет приятно!» – подумала Таня и занялась контрабасом.
Перелет в Тибидохс, закончившийся тараном Пельменника, до сих пор вызывал у нее дикий страх, но одновременно и дикое желание повторить. Всякую свободную минуту она старательно учила полетные заклинания и даже взяла в библиотеке книгу Дедала Критского «Искусство драконбола», в которой, по слухам, жил сам автор. Правда, самого Дедала Таня там так и не встретила – он таился, зато дважды натыкалась на страницах на его разбросанные тапочки, один раз – на арфу и один раз – на пустой сосуд с вином.
До главы, где описывались драконбол и его секреты, Таня так и не дошла. Ее интересовала первая часть с общей теорией полетов, описанной хотя и несколько занудно, но крайне понятно и последовательно. Все-таки жаль, что полетные заклинания удерживались в пока недоступной ей до конца памяти двойника, и все приходится выучивать заново.
Оставив футляр от контрабаса в гостиной, Таня потащила инструмент по коридору. Это была та часть коридора, где селили новичков-первокурсников. Из-под чьей-то двери бежал живой веселый поток хомячков, крысят, сусликов. Ползли молодые ужи. Летели трескучие стрекозы. Таня присела, завороженно разглядывая все это буйство жизни. Потом постучала.
– Простите! Я больше не буду! Я тут просто подумала… – робко сказали за дверью и замолкли, не уточняя, что было подумано и чего «больше не будут».
Хмыкая и перешагивая через разбегающуюся и разлетающуюся во все стороны живность, Таня потащила контрабас к подъемным воротам Тибидохса. Самый короткий путь пролегал через гостиную темного отделения. Из гостиной доносились лязг штанги, сосредоточенное сопение и жуткий запах пота. Гуне Гломову не спалось. Съеденным за ужином котлетам не терпелось поскорее превратиться в мускулатуру.
Тане нравился Гуня – нравился так, как шустрым внучкам нравятся глухие дедушки. С ними можно говорить о чем угодно – они все равно не запоминают.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
