— Молодцы! — воскликнул неунывающий Джерард, мало похожий на того тирана, которым он казался всем еще недавно, когда орал на артистов и понукал рабочих сцены, заставляя их работать до изнеможения. — Уверен, что завтра вечером, на премьере, все будет столь же чудесно, сколь отвратительно все было сегодня на репетиции. Таков закон театра. Предлагаю всем не думать о завтрашнем спектакле, забыться, напиться, перетрахаться, на худой конец — искупаться в море. Только не думайте о «Синей Бороде»! Между прочим, все билеты раскуплены на месяц вперед благодаря умело распространенным мной слухам и рекламе. Так что не переживайте, деньги вы все равно получите. А в следующем месяце мы выступаем на сцене роксбургского театра.
Ричард, потягивая смесь джина с тоником из высокого бокала, заметил:
— Что ж, после провинции и эта сцена сгодится. Нам предстоит изнурительный марафон гастролей. Возможно, на какое-то время я отлучусь, у меня контракт с одной телевизионной студией.
Зеленая комната была декорирована причудливой лепниной и настенной живописью, пол устлан красным ковром, стулья сверкали позолотой, во всем ощущался стиль пышной эдвардианской эпохи. Работал буфет, обслуживая артистов, бойкий буфетчик не забывал флиртовать с танцовщицами кордебалета.
На душе у Кейзии, как ни странно, стало легко и спокойно. Ей все больше нравился и творческий коллектив, и театр, в котором ей предстояло работать. Она чувствовала себя уютно в этой старомодной обстановке, среди таких ее непременных атрибутов, как хрустальные люстры в фойе, зеркала в позолоченных рамах, удобные плюшевые кресла в ложах и малиновые бархатные занавеси в тон занавесу на сцене.
Кейзия смирилась с мыслью, что играла отвратительно. Дважды она забывала текст, и ей подсказывал суфлер. Мало того, она зацепилась за гвоздь, порвала белое платье в первом же акте. А исполняя с Антоном па-де-де, она потеряла туфлю. Напасти преследовали ее на каждом шагу. Несомненно, она жалкая недоучка и самонадеянная бездарность, не достойная даже приближаться к сцене. Что ж, значит, такова ее жалкая участь!
— Выпей это залпом, крошка, — сказал Ричард, протягивая ей бокал. — И пошли покатаемся на мотоцикле. Быстрая езда и свежий ветер прекрасно успокаивают расшалившиеся нервы.
Кейзия благодарно улыбнулась, до глубины души тронутая его вниманием и заботой, и с радостью приняла предложение проветриться. Ей вдруг стало страшно и душно, она больше не могла спокойно смотреть на артистов, которые, хотя и переспали друг с другом, готовы были перегрызть сопернику глотку из-за престижной роли, позабыв о том, что провели эту ночь в одной постели. В этой атмосфере коварства и притворства суровый на вид Ричард казался ей милым плюшевым медвежонком.
В ожидании Кейзии Ричард присел на сиденье «харлея» и, вытянув ноги, скрестил их в лодыжках. Из-под его кожаных штанов выпирала мошонка, а неунывающий петушок подпирал головкой пупок. Он довольно похлопал ладонью по гладкому бензобаку и улыбнулся: «харлей» был голубой мечтой его юности, и он гордился, что наконец-то осуществил ее. Эту мечту он лелеял в трудные, голодные студенческие годы и не утратил в период своего становления в качестве профессионального актера.
Он не гнушался никакой работы, следуя семейной традиции, участвовал в пантомимах, фарсах, балаганных спектаклях, но к своим тридцати шести годам добился успеха. Не обошлось в его карьере и без курьезов, однажды он так испугался визга дородной актрисы-сопрано, оглушившей его своим пением, что со страху громко испустил воздух. Зал покатился со смеху и потом долго рукоплескал такой оригинальной трактовке образа слуги.
Так или иначе, он добился своего, вновь подумал Ричард, любовно поглаживая своего стального коня. Но помочь родителям он не успел, они умерли от недоедания и болезней. Ричард глубоко вздохнул, отгоняя неприятные воспоминания, и посмотрел на наручные часы: почему задерживается Кейзия?
Солнце еще не нырнуло в море, но зависло над водной гладью, окрасив горизонт в оранжевый цвет. Легкие, пушистые облачка, окаймленные золотом и багрянцем, плыли по лазурному небосводу. Ричард скользнул рассеянным взглядом по конюшням и гаражам во дворе усадьбы и невольно позавидовал достатку антрепренера, которым он был обязан своему происхождению, а не тяжелому упорному труду. Самому Ричарду часто доводилось играть аристократов и даже принцев крови и королей, но об обладании их сказочным богатством он не мог даже мечтать. Некоторое утешение он находил в отображении их характеров, привычек и манер, в чем достиг совершенства. Однако при любом удобном случае он подмечал детали быта жизни сильных мира сего, чтобы потом использовать свои наблюдения в работе. Именно поэтому он мастерски воспроизводил мимику и манеру речи известных персон, в точности воспроизводил на сцене их жесты. Свои навыки он постоянно приумножал и оттачивал.
Мощенный булыжником двор был освещен фонарями. Выходя из дома, Кейзия улыбнулась Ричарду, невольно отметив, как заманчиво оттопырилась его ширинка. В свою очередь, он не мог не обратить внимания на ее стройные, длинные ноги и внушительный бюст. Ему вспомнилось, как дурманно пахли его пальцы после соития с ней. Он выпрямился и, помахав ей рукой, воскликнул:
— Конь застоялся, прошу в седло!
— Это настоящий дракон, — с улыбкой ответила Кейзия, надевая шлем, который Ричард протянул ей.
— Что именно ты имеешь в виду? — переспросил он, косясь на свой член.
Она расхохоталась:
— Разумеется, мотоцикл! Впрочем, и эта штуковина тоже обладает звериным норовом!
Кейзия тряхнула кудрявыми волосами, пахнущими розовым маслом, и Ричарда охватило романтическое настроение. Эта удивительная женщина странным образом ассоциировалась у него с запахами свежескошенного сена и шиповника, милыми его сердцу с детства. Его ноздри хищно пошевелились, пенис напрягся, четче обозначившись под кожей штанов. Ричарду захотелось немедленно овладеть Кейзией, причем самым извращенным образом.
— Мне следовало надеть джинсы, — сказала она, садясь на мотоцикл. — Но сегодня жарко!
— Затяни потуже ремешок шлема и покрепче обхвати меня за талию, — сказал Ричард. — Все будет нормально.
Помогая ей сесть в седло, он порывисто привлек ее к себе и жадно поцеловал в пухлые податливые губы. Ее слюна показалась ему слаще меда, он сжал рукой ее грудь и почувствовал, как набухает и отвердевает сосок. Кейзия застонала, он погладил ее по спине и неохотно отпустил, рассудив, что еще успеет насладиться и ею, и быстрой ездой: вечер только входил в свои права, а впереди была еще долгая летняя ночь.
Ричард опустил щиток шлема и с наслаждением, как свою любимую любовницу, оседлал мотоцикл. Кейзия сцепила пальцы у него на животе. Ричард приподнялся и, улучив подходящий момент, нажал правой ногой на рычаг. Двигатель взревел, дрожь передалась наездникам, вызывая сексуальные ассоциации.
Выехав на шоссе, Ричард прибавил газу. Ветер трепал концы его длинных волос, выбившихся из-под шлема, и больно стегал по лицу, проникая под щиток. Тело его вибрировало вместе со стальным конем, наполняясь легкостью и блаженством. Скорость опьяняла и возбуждала Ричарда сильнее, чем любой наркотик.
