– Это был дивный день, – пробормотала Эмма.
– Прекрасный день, – согласился Ланкастер. Он, казалось, хотел сказать больше, но Эмма мягко высвободила свою руку и поднялась по ступеням. Ей удалось улыбнуться на прощание, но улыбка угасла, как только она скрылась за дверью.
Она подождала, пока звук отъезжающей кареты затих, и позвала:
– Бесс! Мне нужен твой плащ, скорее.
Накинув плащ Бесс, надвинув капюшон на лицо, она рассчитывала, что никто не узнает ее. Это не мог быть Мэтью, как, впрочем, и Берл Смайт, и она не собирается жить в страхе несколько дней из-за того, что профиль показался ей знакомым. Она обыщет всю улицу, все лавочки. Найдет таинственного мужчину и положит конец своему беспокойству за какие-то четверть часа.
Шум на первом этаже заставил ее поспешить к лестнице.
– Бесс, мне нужно…
Бесс вынырнула из гостиной и поднесла руку к губам.
– У вас гость, мэм. Я знаю, я должна была…
Сердце Эммы упало. Она взглянула на дверь, понимая, что это не может быть Мэтью, даже если его она видела на улице. Это, должно быть…
– Харт, – ахнула она, когда он шагнул в холл. Лицо Бесс покраснело. Она знала, что ей не следовало впускать джентльмена, не спросив позволения Эммы. Но она не могла отказать герцогу, который спас ее от кулаков мужа.
– Простите, мэм.
– Ничего.
Харт наклонил голову с безжалостной усмешкой. Эмма понимала, что ей не сбежать от него, поэтому сделала два шага, поднимаясь на второй этаж.
– Принеси чаю, Бесс, – сказала она.
Мягкое раздражение Харта заставило ее улыбнуться.
На улице был вовсе не Мэтью, говорила себе Эмма, снимая плащ. Она быстро забыла о своих страхах, и когда Харт прошел следом за ней в гостиную, она чувствовала его теплое присутствие за своей спиной. Она не станет думать ни о чем другом, если постарается.
Они молчали, изучая друг друга, пока Бесс не принесла поднос с чаем. Харт заметил и свежий румянец на щеках Эммы, и ее растрепанные ветром волосы и почувствовал себя неуверенно.
Несколько вьющихся завитков вырвались из прически и упали ей на лицо, и он не в силах был отвести от них взгляд. Он не видел ее несколько недель и злился, потому что каждую минуту думал только о том, как бы встретиться с ней.
Она шокировала его своим заявлением насчет детей и материнства. Она выглядела жестокой и эгоистичной, но ему не следовало особенно удивляться. Его собственная мать выражала схожие мысли. Произведя на свет троих детей, она решила, что ее миссия на этом закончена, и больше никогда не занималась детьми, даже когда требовалась ее помощь.
Может быть, поэтому он реагировал так бурно. Он не любил свою мать за ее невнимание к нему. Но у него было время подумать, целых три недели. Несколько слов Эммы о детях постепенно отошли на задний план.
Эмма первая нарушила молчание:
– Я думала, вы наконец решили порвать со мной.
– Это так.
– И все-таки вы здесь. – Она подала ему чашку чаю и бросила пару кусочков сахара в свою собственную.
– Да. Я здесь.
Их взгляды встретились.
– Зачем?
Господи, она была так красива. Он не знал зачем. Но взгляд ее ореховых глаз чуть-чуть успокоил его. Он почувствовал, как напряжение внутри его ослабло.
– Мой отец был жестокий человек, – наконец сказал он.
Она заморгала, и уверенность ушла из ее глаз.
– Что?
– То, что ты говорила о своем отце, о его отношении к семье… Неудивительно, что ты не хочешь иметь детей.
Она поставила чашку и смяла салфетку.
– Но все это не так драматично, уверяю вас.
– Но все же… нет ничего хуже, когда тебя предает кто-то, кому ты доверял и кого любил.
Ее веки задрожали.
– Как было с вами?
Его скулы задвигались, он ждал, что она скажет нечто подобное. Поэтому он кивнул.
– Ты пыталась сбежать от меня, Эмма. Я позволил тебе. Но время лечит все раны, даже те, от которых страдают гордость и достоинство.
– Не все. Вы ведь так полностью и не излечились, да?
– Остались шрамы.
– Вы расскажете мне, что произошло?
– Я уверен, что ты все это уже слышала.
– Но я не знаю, что здесь ложь, а что правда.
– Все просто, Эмма. Я влюбился в одну нехорошую женщину.
– Но это далеко не все. Она предала вас. Сделала из вас посмешище, я не знаю как… Я не знаю, почему она поступила так?
Ее веки поднялись, и Харт увидел искреннее переживание в ее ореховых глазах. Даже после знакомого раздражения, которое он чувствовал в ее словах, он мог видеть, что ее интерес был не фальшивым, ее беспокойство граничило с болью.
И он скучал по этой необъяснимой привязанности, которая установилась между ними. Ему хотелось поговорить с ней. Поэтому он вздохнул и сдался. Почти.
– Возможно, она была нехорошим человеком. Может быть, просто скучала и я был для нее развлечением, понятия не имею. Я мало думал об этом потом.
Это была правда, в любом случае. Потому что ее предательство вряд ли было худшим из этого. Ее предательство было только началом.
– Она обманывала вас все это время?
– Да. Она и ее любовник. Те слухи, к сожалению, обоснованны. Он страдал вуайеризмом. Получал сексуальное удовлетворение от созерцания эротических сцен… Я, молодой блестящий аристократ, был удобным персонажем для игр. Но другие слухи – ложь, я не знал, что он наблюдал за нами. Он прятался. – Харт передернул плечами, сбросив напряжение. – Не то чтобы я морально был сильно задет. К сожалению, все, что я видел тогда, – она и ее неотразимое очарование.
– Но она сознательно влюбила вас в себя.
– О да. Она поощряла мои ухаживания. Я дал им обильную пищу для развлечений.
– И письма?
– Письма… – Харт подождал, пока прекратится шум в ушах. – Но я недолго оставался таким наивным. И больше никогда не писал женщинам.
Эмма улыбнулась уголками губ, но быстро убрала улыбку. Ее брови нахмурились, и она сцепила руки.
– Вы стали другим человеком.
– Да. И понимал это.
Она кивнула, не отрывая взгляда от своих рук.
– Я думаю, это так.
– Эмма, я не хочу обидеть тебя.
– Намерение – это одно, Харт, а поступки – другое. Люди редко признаются, что имеют плохие намерения. Но часто обижают других. – Она наконец встретила его взгляд. – И я тоже очень изменилась.
– Твой отец…
