При взгляде со стороны сложная конструкция ассоциировалась у Кравчука со старинной русской печью, в которую с помощью механических подавателей помещали герметичный стальной контейнер размером с детскую люльку. Массивная металлическая обшивка корпуса вызывала ощущение тяжести и солидности устройства, а знание его вспомогательных систем позволяло чувствовать свою защищенность от большинства видов излучения.
Система мониторинга представляла собой богатый комплекс внутренних и внешних датчиков, показания с которых круглосуточно выводились на калейдоскоп мониторов, облепивших саркофаг. Конструкцию оснастили системами пылеподавления, энергоснабжения, противопожарной безопасности и многим другим.
Команда ученых присутствовала в полном составе: профессор Гинзбург и шестеро его ассистентов. Высоколобые миллионеры, как они любили называть сами себя. Никто из этих мужчин и женщин не имел права хотя бы косвенно поведать общественности, чем команда занималась в «КравЛаб», но каждый уже имел приличную сумму на банковском счете.
В кого ни ткни пальцем – специалист узкого профиля. Прямо сейчас кто-то настукивал по клавиатуре компьютера, кто-то, скрыв лицо за респиратором и закрывшись в герметичной камере, экспериментировал с реактивами. И Александру казалось, что центральный зал становился тесноватым для немногочисленного персонала. Благодаря творческому хаосу, царившему вокруг, сердце лаборатории походило на восточный базар.
Приветливо кивнув ученым, Кравчук подошел к Гинзбургу. Физик находился у саркофага, переписывая в блокнот данные с одного из мониторов.
Лев Давидович был высоким худощавым мужчиной с тонкой седой бородкой и забавными круглыми, как у кота Базилио, очками. На мизинце левой руки он постоянно носил золотой перстень с нефритовым камнем, а из-под белого халата обязательно выглядывала часть одежды зеленого цвета. Сегодня это была водолазка с воротом, плотно облегающим жилистую шею профессора. Выглядел он значительно моложе.
– Привет, док, – поздоровался Кравчук, встав слева от ученого.
Гинзбург повернул к нему свое худое вытянутое лицо с живыми зелеными глазами.
– Доброе утро, Александр Николаевич. Не ждал вас сегодня.
Он вернулся к своим записям. Кравчук давно обратил внимание, что необходимые пометки Лев Давидович делал исключительно чернилами зеленого цвета.
– Меня давно не было. Хотел убедиться, что все в порядке.
– Все в порядке.
– Да, вижу. Работа кипит.
Кравчук посмотрел на монитор, куда выводилось изображение с камеры внутри саркофага. Вот оно, Ядро. Плотный шарообразный артефакт темно-коричневого цвета. Александр помнил, каков он на ощупь – шершавый и холодный. Артефакт лежал на свинцовом поддоне.
– Вы видели новости? Испытания КДКГ прошли на отлично, – проговорил Александр. – Общественность в восторге, ученое сообщество – в недоверии.
– Да, я слышал.
– Надеюсь, у нас нет проблем?
Гинзбург посмотрел с понимающей улыбкой.
– Вы хотите спросить, не собираюсь ли я претендовать на дивиденды с разработки?
– Можно сказать и так.
– Мы обо всем договорились, а уговор дороже денег. К тому же моя фамилия закодирована в названии аппарата – этого мне более чем достаточно.
– Приятно слышать.
– Признаться, я был удивлен, когда вы включили меня в титульную аббревиатуру.
– Конструкция – ваше изобретение, то, что вы создали задолго до нашего сотрудничества. Я не имел права присваивать ее себе.
– Пытаетесь оставаться честным человеком?
– Именно, что пытаюсь.
Они обговорили все с самого начала. Любое открытие, совершенное на территории «КравЛаб», полностью принадлежало Кравчуку. Это его интеллектуальная собственность. На доходы от реализации гипотетических патентов Александр планировал отбить вложения и вернуть деньги инвесторов в русло первоначальных проектов.
– Еще я пришел предупредить, что в ближайшее время возможны перебои в финансировании. Поэтому я намерен выплатить вам и вашим людям остаток по контрактам в течение следующей недели.
– Темные времена грядут?
– Все не настолько плохо, но определенные сложности обязательно возникнут. Необходимо ускориться, док.
Гинзбург суетливо повернулся к работодателю:
– Что?!
– Форсируйте исследования.
– Молодой человек, мы тут занимаемся не изучением простейших микроорганизмов.
– Я понимаю, Лев Давидович. Но, как я уже сказал, возможны некоторые сложности, а мне нужны ответы. Постарайтесь совершить рывок в максимально сжатые сроки.
Гинзбург фыркнул, покачал головой. Он прекратил делать записи, уперев руки в бока.
– Вы, богачи, такие забавные. Думаете, скорость поиска ответов пропорциональна частоте денежных вливаний.
– Она пропорциональна интенсивности труда. Ваши люди в состоянии работать и в более плотном графике.
– Вы правы, они могут. Но не забывайте, над чем мы трудимся. Это, – он указал на монитор с изображением Ядра и каких-то параметров, – теоретическое оружие массового поражения, по всей видимости, обладающее таким запасом энергии, аналогов которому на планете просто нет. Его химический состав, свойства и происхождение почти неизвестны. И при таком количестве неизвестных вы требуете вывести решение в минимальные сроки?
Профессор хмыкнул.
– Не смешите мои седины.
Александр сделал глубокий вдох, медленный выдох. Он порой с трудом контролировал раздражение, возникающее за доли секунды. Но к пожилому и, безусловно, талантливому физику относился с большим уважением, где-то даже подпав под влияние его личности. В общении с профессором Кравчук всегда старался следить за языком и не позволять импульсивности брать верх над разумом.
– Но что-то же еще вы должны были узнать за прошедший месяц?
Гинзбург устало вздохнул, с тоской глядя на показания датчиков.
– Александр Николаевич, вы создаете невыносимые условия для работы.
– Ага, особенно учитывая, что появляюсь тут раз в четыре недели.
– У вас такая энергетика, что даже этого слишком много.
Он снял с длинного носа свои забавные очки.
– Пойдемте в мой кабинет.
Они отошли от саркофага, направляясь к лестнице, ведущей на минус первый этаж.
– Я сам собирался вам звонить, – на ходу заявил ученый. – Мы провели один любопытный эксперимент, но прежде я думал получше разобраться в результатах.
– Вот видите, что-то все-таки есть! Что за эксперимент?
– Незапланированный и стихийный, как сама жизнь. Вы ведь помните Дашу Быковскую?
Кравчук лично знакомился с каждым, кто работал в «КравЛаб». Гинзбург упомянул о худенькой девушке с бледным лицом и холодными глазами маньяка-потрошителя. Она являлась экспертом в области чего-то-там-трудно-выговариваемого, а ведению задушевных бесед предпочитала подозрительные опыты с летальным исходом на мелких грызунах.
