– Да нет, просто сестра Эльзы… слегка не в себе, – осторожно произнес Алекс.
– По ней не скажешь, – заметил Тибо.
Ему никто не ответил. Я услышала, как он подошел ко мне. Я привела в полную готовность все части своего мозга, способные функционировать. Сосредоточилась и почувствовала прикосновение его руки у себя на лбу, волосах и щеке. Я чуть не утонула в этом теплом и мягком прикосновении, огромном, как океан. И в то же время легком, как касание бабочкиного крыла.
Дыхание Тибо слышалось так же близко, как в те дни, когда он засыпал рядом со мной.
– Сегодня я к тебе ненадолго, Эльза, – шепнул он чуть слышно. – У тебя сегодня гости. Я не эгоист, пусть и остальные с тобой побудут.
На меня накатила волна смешанных чувств – хаотическое нагромождение ревности, желания, грусти и чего-то еще, что я не смогла определить.
Тибо поцеловал меня в щеку. Я ощутила его поцелуй как взрыв красок. Я напрягла все клетки своего мозга, даже бездействующие. Сейчас я могла бы в точности описать плавный изгиб его рта, его округлость и тонюсенькие бороздки на его розовых губах, к которым мечтала прильнуть поцелуем.
Еще никогда я не испытывала такого сильного желания повернуть голову и открыть глаза.
Я не успела осуществить это желание, а ощущение тепла исчезло.
Раствориться в его прикосновении мне не удалось, и, слыша, как Тибо прощается с Ребеккой и Алексом, я погрузилась в собственную печаль. Он вышел из палаты, я вернулась в свой мир. Даже голоса друзей не могли вызвать меня обратно. Но я все же уловила несколько слов из их разговора – такого тихого, будто между ними и мной повисла плотная завеса облаков.
– Не надо. Пусть надеется. Хоть кто-то еще сохранит надежду…
20
Тибо
Примерно раз в три минуты я бросал взгляд то на наручные часы, то на стенные у себя в кабинете, словно подозревал, что одни из них точно врут. Я с самого утра не мог сосредоточиться на работе. Кошмар какой-то. Бумаги, лежащие передо мной в папке, не сдвинулись ни на сантиметр. Я даже ловил себя на том, что тупо смотрю на эту папку и не понимаю, сдвинулась ли она хоть на сантиметр после того, как я положил ее на стол.
Я прекрасно знал, что со мной. Меня грызла тоска, утолить которую я смогу только завтра, потому что вчера мне не удалось повидаться с Эльзой. Вернее сказать, удалось всего на пару минут. Пришлось призвать на помощь всю свою воспитанность, чтобы не остаться в палате и на тот короткий час, что был в моем распоряжении, единолично не завладеть Эльзой. В результате я просто слонялся по коридору мимо палаты 52 и мимо палаты моего брата. Мать оставила ее дверь приоткрытой, надеясь – в который раз – меня туда заманить.
Она добилась своего. Я дал себя заманить. Я молча вошел в палату. Они попытались втянуть меня в разговор, но я, даже не глядя в их сторону, схватил первый попавшийся журнал и встал в углу, поскольку единственный неудобный стул для посетителей занимала мать.
Я рассеянно слушал их беседу и листал журнал, состоявший сплошь из идиотских статеек. Я не заметил, когда ушла мать. Брат кашлянул. Я поднял глаза и обнаружил, что мы остались вдвоем. С минуту мы молча разглядывали друг друга, потом брат заговорил. Он начал с каких-то банальностей, но вдруг резко сменил тон:
– Почему ты никогда ко мне не приходишь?
– Ты что, правда не понимаешь? – бесцветным голосом спросил я.
– Ну почему… Понимаю, – вздохнув, ответил он. – Ты считаешь, что мне досталось по заслугам. Тогда я спрошу про другое. Что ты делаешь, пока мама сидит у меня? Ждешь в машине?
Я отбросил журнал. Взглянул на дверь, убедился, что она закрыта, и решил рассказать все. Не переводя дыхания, я описал ему свои приступы депрессии на больничной лестнице, перемежаемые вспышками ярости; признался, что две недели назад ошибся дверью и встретился с Эльзой. Я честно рассказал ему, какие сомнения меня одолевали, пока я не осознал, что влюбился в девушку в коме. Я сказал, что никогда не смирюсь с мыслью, что мой брат убил двух ни в чем не повинных девочек только потому, что ему хватило глупости сесть пьяным за руль. Я вывалил на него все это вперемешку, и он выслушал меня не перебивая. В какой-то момент мне даже показалось, что в его глазах блеснули слезы. Да нет, невозможно.
– Ты все так же злишься на меня? – спросил он, когда я завершил свой сумбурный монолог.
– Не то слово…
– А чего тогда пришел?
– В смысле?
– Зачем тебя сюда принесло? Что, сегодня она не пожелала тебя видеть?
Я вскочил на ноги, схватил брата за грудки и навис над ним.
– Не смей так говорить о ней!
Наши глаза встретились, и прошло довольно много времени, прежде чем он первым отвел взгляд. То, что он сказал потом, изумило меня и заставило его отпустить.
– А ты и вправду влюблен.
В его голосе не было злобы или насмешки. Была только зависть. Я окончательно перестал понимать, что происходит. Тем более что вскоре брат заговорил снова:
– Ты влюбился, и я тебе завидую. Не тому, что ты влюбился, а тому, что ты способен на такие чувства. Я никогда не был особо искренним, вернее… особо серьезным, да, именно так. Никогда не испытывал к другим людям глубоких чувств. Не знаю почему. Может, боялся, что я им не понравлюсь? Или просто было плевать. А сейчас думаю… дурак я был. Значит, я на это вообще не способен?
Я так и замер на месте, пока не понял, что больше он не скажет ни слова. Я не мог опомниться от изумления. Я не верил матери, когда она говорила, что брат размышляет над случившимся. И кажется, зря.
– А ты попробуй, – сказал я, возвращаясь в свой угол.
– Хотелось бы, – ответил он просто.
– И чего ты ждешь?
– Не знаю.
Он устремился взглядом куда-то в пространство и снова заговорил, только когда в палату вернулась мать. Но, прощаясь, он все же скользнул по мне глазами. Такого смятения мыслей и чувств я еще ни у кого не видел. Как же он говорил, что его ничто не трогает? Я коротко кивнул ему: то ли чтобы подбодрить, то ли просто так, сам не знаю. Он ответил таким же едва заметным кивком, и на том мы расстались.
В машине мать принялась выспрашивать, о чем мы говорили в те десять минут, что ее не было. У меня закралось подозрение, что она специально оставила нас одних. Я довез ее до дома, и она попросила меня зайти. В кои-то веки я согласился без лишних уговоров. Хотя бы не придется снова просить Жюльена составить вечером мне компанию. Крещение Клары назначили на ближайшее воскресенье, и ему было чем заняться, кроме того чтобы вправлять мозги лучшему другу.
* * *
Последние три часа я с трудом сдерживал желание позвонить ему, потому что чувствовал, что вечер выдастся тяжелым. К матери идти не хотелось – я знал, что она замучит меня вопросами. К кому-нибудь из коллег – тоже, потому что вопросов будет еще больше. Я просто хотел увидеть ее. Эльзу.
