твоя Ольга.Рождество 1913 г.
Все белым-бело. Так же было и когда я писала прошлое письмо, но я ни на что не обращала внимания. Да и было тогда еще не так красиво, как нынче. Вчера утром начался снегопад и не прекращался до сегодняшнего утра. Вчера я пошла в церковь, на последнюю спевку хора перед сочельником, вышла из дому засветло, но снег валил так густо, что я насилу находила дорогу. Когда я возвращалась, уже стемнело и я миновала свой дом. Вскоре он отыскался – не слишком много у нас тут домов, однако на какой-то момент я совсем затерялась в снегах, стуже и мраке. Как ты.
Сегодня небо синее, светит солнце, и снег сверкает. После богослужения я навестила Айка, но вскоре пришлось уходить. Сосед дал мне свою санную упряжку, так как пешком бы я не дошла, но после обеда лошадь и сани были нужны самому соседу. А то я подольше осталась бы с Айком или вволю покаталась бы на санях по снежным полям. Сейчас я сижу за столом и смотрю на широкое поле за окном. Белизна слепит глаза. Высоко в небе кружит канюк. Иногда он камнем бросается вниз и выхватывает из-под снега полевку, – решительно не понимаю, как ему это удается. Не тот ли это канюк, которого мы видели во время нашей последней поездки на пикник?
Где же ты, любимый? На своем корабле среди громадных льдин? Или в хижине? Я читала, что на островах архипелага Шпицберген рыбаки, охотники и исследователи севера построили хижины. Ты живешь в иглу? Я читала об этих домиках из снега и льда, их строят эскимосы; надеюсь, и вы не хуже сумеете построить. В этом году мы оба без рождественской елки. У тебя ее нет, ну и я не захотела ставить себе елку. Но у тебя, наверное, есть свет – свечка или фонарь. Я зажгла толстую красную свечу, которую мы купили в прошлом году, ее еще надолго хватит. На следующее Рождество мы с тобой опять зажжем ее вместе.
Ровно три года назад в этот день ты спросил меня, пойду ли я за тебя замуж, и был неприятно удивлен, когда я ответила «нет». Я ответила так не только потому, что, выйдя замуж, я потеряла бы место учительницы, – а в таком случае чем бы я занималась во время твоих путешествий, от которых ты не откажешься ни за что на свете? И я ответила «нет» не только из-за страха, что ты не простил бы мне, если бы твои родители разорвали с тобой отношения и лишили тебя наследства. Или из-за страха, что мы останемся без средств к существованию, когда закончатся деньги, которые ты получил от покойной тетушки. Причина – Айк. Мы не могли бы открыто признать его нашим сыном – в этом случае нас ждал бы позор, судебный процесс и тюрьма. Мы не смогли бы и взять его на попечение – детей не передают без всякой нужды от одних попечителей другим. И остался бы единственный выход – мы жили бы как супруги, а он, наш сынок, отдельно, не с нами. Но жить в такой лжи – этого я бы просто не вынесла.
И еще одна вещь. Как тосковала я в детстве по семье, где бы меня любили и поддерживали, могли бы за меня постоять! Не было у меня семьи, все мне приходилось делать в одиночку. Так я и Айка родила, так и заботилась о нем. Все сама, все в одиночку. Я все одолела и этим горжусь. А теперь уже поздно учиться жить вместе так, как устраивает вас, мужчин. Я не стану приспосабливаться, подчиняться. Мог бы ты научиться жить с такой женщиной? Хотел бы ты этого?
Иногда я мечтаю о такой жизни. О том, что ты вернешься и спросишь меня о том, о чем никогда не спрашивал: как я хотела бы жить, не предпочла бы я заниматься чем-то другим, чем учить детей, у которых нет охоты учиться, и что бы мне хотелось посмотреть на белом свете, куда поехать и где пожить и как ты мог бы во всем этом помочь мне. Даже в Пруссии женщин теперь принимают в университет, а значит, в Цюрих не надо ехать, а можно учиться тут рядом, в Берлине.
Привет тебе от твоей замечтавшейся
Ольги.Новый год 1914 г.
Дорогой!
В новогодний сочельник я гостила в усадьбе Занны, там и заночевала, а сегодня утром пешком пришла домой. В дни от Рождества до Нового года потеплело, снег чуть подтаял, потом снова ударил мороз, снег покрылся ледяным настом, и сегодня утром кристаллы льда сверкали на солнце так ярко, так красиво – я никогда не видела ничего подобного. Ах, если бы и ты мог полюбоваться этой картиной!
Айк вчера вечером был резвым и веселым, как до болезни. Старшим детям Занны позволили не ложиться спать до полуночи, Айка же и младших детей после гадания, когда в воду льют олово, отправили спать, к его сильнейшему негодованию. Однако он едва опустил голову на подушку, как тотчас же и заснул. Спрошу доктора, не надо ли Айку еще поберечься. Если надо, то так оно и будет, хоть и нелегко заставить его сидеть спокойно.
На будущий год у меня большие планы. Я хочу пианино и хочу разучить все сонаты Бетховена. Хочу велосипед, чтобы проще и быстрей добираться к Айку и чтобы в Тильзите бывать на тех концертах и публичных лекциях, которые заканчиваются так поздно, когда поезд к нам уже не ходит. На обе покупки, даже если найдутся подержанные пианино и велосипед, нужны деньги. Мы с Занной решили: летом наварим побольше варенья и она будет продавать его на рынке в Тильзите. А я заведу кур и козу; на козье молоко я раньше и смотреть не хотела, сама не знаю почему, а теперь вот попробовала, – оказывается, оно очень вкусное. И я хочу прочесть «Божественную комедию» Данте.
