— Не могу представить себе ничего более чудесного, чем выйти за тебя замуж и быть с тобой неотлучно. Но я слишком сильно люблю, чтобы подвергать тебя опасности.
— Почему ты считаешь, что мне может грозить опасность?
Когда Уоррен задал этот вопрос, Надя отвела взгляд, видимо, пребывая в нерешительности: сказать ему правду или сохранить свою тайну.
Тишина в гостиной прервалась звуком отворяемой двери.
Вошел мистер Грейшотт.
— Мне передали, что вы вернулись, милорд, — произнес он, — и я подумал, возможно, вы захотите взглянуть на газеты, которые только что доставили.
Он пересек комнату с газетами в руке и, положив их на табурет с вышитым сиденьем, доверительно промолвил:
— Главная новость — русский царь Александр Третий заболел водянкой, что может скорее всего закончиться смертью. Вы, вероятно, помните, что ваш дядя в 1881 году ездил с визитом в Санкт-Петербург? Он присутствовал на его коронации в качестве представителя нашей королевы.
Грейшотт взглянул на Уоррена в ожидании ответа, и тот, сделав над собой усилие, дабы сосредоточиться, поскольку ему было трудно думать о чем-либо, кроме Нади, ответил:
— Да, конечно, помню.
И вдруг каким-то странным голосом, как если бы это произнес совершенно незнакомый человек, а не она, Надя спросила:
— Вы сказали, что царь, по всей видимости, умрет?
— Так написано в газетах, — подтвердил мистер Грейшотт. — По правде говоря, согласно сообщению «Морнинг пост», врачи считают его безнадежным.
При этом он в изумлении смотрел на Надю.
Она закрыла лицо руками, а сидевший вблизи от нее Уоррен понял, что она с трудом пытается сохранить самообладание.
Уоррен многозначительно посмотрел на мистера Грейшотта, одновременно сделав незаметный знак рукой, и секретарь понял, что следует оставить их наедине.
Он быстро вышел из зала.
Когда за ним закрылась дверь, Уоррен обнял Надю и привлек к себе.
— Думаю, мы услышали то, что имеет для тебя особую важность, ненаглядная моя, — предположил он.
— Если царь умрет, я спасена! — ответила она дрожащим голосом. — Ах, если бы мама была сейчас жива!
Уоррен крепче обнял ее.
— Расскажи мне обо всем этом, дорогая, — попросил он. — Я надеялся, что ты так или иначе поделишься со мной, когда нас побеспокоил Грейшотт.
— Я хочу, чтобы ты знал, — покачала головой Надя, — мне ненавистны любые секреты от тебя — Тогда пусть между нами их не будет.
Она подняла к нему лицо.
Несмотря на слезы в глазах, она казалась Уоррену необычайно преобразившейся.
Не только от любви к нему ее глаза лучезарно сияли.
Он вдруг почувствовал: горе, причин которого он все еще не понимал, покинуло ее, она обрела свободу, и стала сама собой, и воскресла для всех радостей и веселья, присущих молодости.
Она перевела дух и произнесла:
— Мое настоящее имя — княжна Надя Кожокина. Мой отец был князь Иван Кожокин.
— Ты русская! — воскликнул Уоррен.
— Ну да, наполовину русская, — кивнула Надя. — Ты ведь догадывался, что я не вполне англичанка.
— Я был в этом уверен, — уточнил он. — Однако расскажи мне свою историю.
— Мама была дочерью британского посла в Санкт-Петербурге. Папа мгновенно влюбился в нее, когда они впервые встретились, и она полюбила его с первого взгляда.
Потом девушка вымолвила, как бы превозмогая себя»
— Они должны были просить разрешения на брак у Александра Третьего, потому что папа происходил из царского рода. Царь согласился на их брак с большой неохотой, при этом поставил условие, чтобы они отправились на жительство в принадлежащее отцу большое имение, расположенное вблизи австро-венгерской границы.
Надя умолкла, словно воскрешала в памяти картины прошлого.
— Они были очень, очень счастливы и никогда не жалели о том, что пришлось распрощаться с веселым времяпровождением, а вернее сказать, с интригами и хитросплетениями петербургской жизни.
— Так это в России ты научилась так хорошо ездить верхом?
— Я и в Венгрии ездила на лошадях, — ответила Надя, — но на этом моя история не заканчивается.
— Я слушаю тебя, моя милая, моя прекрасная.
— Никогда не забуду, как счастливы мы были у нас дома. Однако отец тяжело переживал убийство Александра Второго террористами тринадцать лет назад и то, что его сын, вступивший на престол, пересмотрел все реформы, проводившиеся до того в стране, и провел так называемые «контрреформы».
Уоррен напряженно слушал.
— Первое, что сделал новый император, — это разорвал подписанный манифест о введении ограниченной формы представительного государственного управления в России. Идея о представительном управлении была очень близка сердцу папы. А вскоре стало очевидно, что Александр Третий преисполнен решимости вернуть в Россию суровые порядки, которые начал упразднять его отец.
Затем Надя произнесла трогательным шепотом:
— Хуже всего было то, что он твердо вознамерился покончить с евреями.
Уоррен слышал об этом раньше — тогда все в Англии осуждали эту акцию русского царя.
Но вслух ничего не сказал.
Между тем печальная история еще не была закончена.
— Новый царь издал распоряжение, по которому одну треть евреев следовало истребить, одну треть ассимилировать и одну треть изгнать из страны.
Надя тяжко вздохнула.
— Тебе не составит труда понять: так как имение отца находилось вблизи границы, многие из тех, кого казаки гнали под конвоем закованными в цепи, морили голодом и стегали бичами, выпроваживая через границу в Западную Европу, проходили по нашему имению.
Она изо всех сил старалась сдерживать слезы.
— Мама плакала по ночам, потому что видела их страдания, а папа помогал, чем мог, веля своим крестьянам и челяди передавать евреям еду и иногда украдкой немного денег, чтобы казаки не заметили.
— И что же случилось потом? — спросил Уоррен.
— Среди друзей отца был блестящий хирург, очень знаменитый. Он в свое время делал операции папе и многим его приятелям. Однажды он появился у нас в барском особняке и сказал, что ему грозит арест, завтра его должны схватить и отправить в Санкт-Петербург с целью дознания.
Уоррен вопросительно взглянул на нее, и Надя очень тихо пояснила:
— Это означало пытки, а затем медленную, мучительную смерть.
— И твой отец спас его?
— Папа нелегально переправил его вместе с женой в Венгрию и дал ему достаточную сумму, чтобы он мог начать новую жизнь в Европе.
