Книга Жизнь и смерть Лермонтова - Александр Скабичевский

Васильчиков, прекрасно представляя, куда клонит в своих речах убийца поэта, постарался затушевать вину секундантов и, разумеется, свою собственную, утверждая, что Мартынов стрелял фактически в безоружного человека. Правда, он все же не рискнул без обиняков заявить Висковатову о том, что Лермонтов выстрелил в воздух именно после рокового вмешательства в поединок Столыпина и формального окончания поединка: князь, как искушенный юрист, отдавал себе отчет в том, что эта улика непременно наведет кого-нибудь в будущем на мысль о сокрытом преступлении секундантов. Несомненно, Васильчиков предвосхищал и такое развитие событий, и поэтому, когда Висковатов попросил его назвать-таки имена действительных секундантов Лермонтова и Мартынова, от прямого ответа уклонился и заявил, что «…прежде всего Мартынов просил Глебова, с коим жил, быть его секундантом, а потом как-то случилось, что Глебов был как бы со стороны Лермонтова. Собственно секундантами были: Столыпин, Глебов, Трубецкой и я. На следствии же показали: Глебов себя секундантом Мартынова, я – Лермонтова. Других мы скрыли».

Вообще-то свое участие в событиях дуэли князь не афишировал, выдвигая на передний план умерших к тому времени М. Глебова, А. Столыпина и С. Трубецкого, которые в его устных свидетельствах – Васильчиков, будучи опытным правоведом, предпочитал не оставлять компрометирующих его документов – претерпели любопытные превращения. Так, в своем «интервью» Семевскому которое недавно было расшифровано Е. Н. Рябовым, в 1869 году он утверждал, что Глебов был якобы единственным секундантом у обоих противников, но, мол, на самом деле распоряжался на дуэли Столыпин, и будто бы Трубецкой выкрикнул то самое роковое слово «стреляйте!», трагически изменившее ход поединка. А он, Васильчиков, всего лишь зарядил пистолет Лермонтову и вызвался стать вторым формальным секундантом, для суда, только после того как всем участникам поединка прозрачно намекнули «частным образом», что дуэль при одном секунданте всех их сильно скомпрометирует, поскольку весьма смахивает на убийство. Князь, конечно, немного лукавил: он быстро тогда сообразил, что ему, сыну первейшего сановника империи, выгоднее самому сделать формальное признание об участии в поединке, чем в будущем быть уличенным в том же на следствии и поставить тем самым под сомнение свою блестящую карьеру. В конце семидесятых годов Васильчиков в беседе с Висковатовым подтвердил последовательность дуэльных событий, о которых уже шла речь, но заявил, что поединком командовал Глебов, а вмешался в него Столыпин. Нам остается только догадываться, какие причины побудили князя изменить со временем свои показания, без особой, впрочем, надежды докопаться до истины: ответы на многие загадки дуэли Лермонтова Васильчиков унес с собой в могилу.

…Роман «Герой нашего времени» появился за год до гибели Лермонтова, но невольно представляется, будто речь в нем идет о событиях грядущей дуэли. Если сам автор незримо присутствует в образе Печорина, то он не случайно наделил образ Грушницкого некоторыми чертами характера и внешности Мартынова. Современники поэта не без основания полагали, что Мартынов узнал себя в романе, и это якобы сыграло свою роль не только в ссоре с поэтом, но и, рискнем предположить, во время самой дуэли. Ведь это именно к нему, Мартынову, были обращены слова из дневника Печорина: «…Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испытать его; в душе его могла проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему; но самолюбие и слабость характера должны были торжествовать…»