Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Это была очень крупная неприятность для Гиля, но он с ловкостью уладил с немцами и этот явный провал. Одно время мы с Точиловым подумывали, не обвиноватил бы он нас за то, что мы там ни разу не были, никакой пропаганды в роте не вели, ничего не противопоставили разлагающей работе партизан. Но Гилю и в голову не пришло винить нас.
Вместе с этой ротой ушел в партизаны и мой дружок, старший лейтенант Артеменко. Еще раньше другой наш товарищ по охране польского имения под Парчевом, капитан Игнатенко, командовавший взводом в одной из рот, ушел к партизанам самостоятельно, прихватив с собой своего ординарца. Все меньше оставалось сувалковцев.
Вообще, переходы в партизаны отдельных людей были делом довольно обычным. Меня удивляло, что переходят мало. При той безыдейности, в которую мы оказались погружены, можно было бы не удивляться и полному развалу. Впрочем, в свое время и он наступил.
6
Наступил новый, 1943 год. Еще не проветрились головы с новогоднего похмелья, как получаем приказ покинуть Быхов и двинуться к Бобруйску. Весь январь, февраль и начало марта провели в движении. По замыслу немцев мы должны были по мере движения громить партизан, очищать от них те местности, где будем проходить. Но вот диво – партизан не было. То есть они, конечно, были, только мы их не видели. Целый месяц мы двигались вдоль старой западной границы на юг, выйдя на нее западнее Минска, якобы преследуя партизанское соединение, с которым так за все время ни одного контакта и не произошло. После полуторамесячных мотаний нас остановили в Слуцке, и целый месяц еще мы жили там на казарменном положении, и там пришлось всем нам пережить неприятные минуты.
В феврале завершилась сталинградская катастрофа немцев. Армия Паулюса капитулировала. Немцы объявили трехдневный траур и были раздражены и злы. Свою злость они сорвали на евреях. В Слуцке было большое гетто. Однажды утром мы узнаем, что гетто горит, а его обитателей немцы вывозят за город и там расстреливают. Нас всех охватило общее чувство омерзения к этому чудовищному делу и вместе с тем страх, не бросят ли и нас немцы на помощь себе туда же. Однако этот страх был неоснователен. Как оказалось потом, и мысли такой у немцев относительно нас не возникало. У них были «специалисты» по таким делам, дилетантов им не было нужно. Мы же только с расстояния трех километров видели, как догорали дома гетто, как выезжали за город большие черные крытые брезентом машины и скрывались вдали. Из города доносились до нас звуки редких одиночных выстрелов.
Уже через два дня мы снова были в пути.
Оказалось, Гиль добился согласия немцев на предоставление ему в качестве опыта целого района для самостоятельного управления, без вмешательства немцев. Он выдал им обязательство очистить предоставленный ему район от партизан, установить свою местную администрацию и выполнять поставки, требуемые немцами с населения. Такой район ему был предоставлен к северо-востоку от Молодечно с центром в небольшом селе Лужки, на берегу речки Мнюта-Шоша.
Маленькое белорусское село Лужки с церковью, стареньким священником и такой же старенькой матушкой. Когда мы прибыли, батюшка отслужил молебен за дарование победы христолюбивому воинству. А «христолюбивое воинство» тем временем разбрелось по дворам в поисках самогона, а также и «в рассуждении, чего бы покушать». В селе было довольно много пустых домов, даже и с сохранившейся обстановкой. Нам с Точиловым достался один такой уютный домик, имевший внизу три просторные комнаты, кухню и летнюю комнату наверху с выходом из нее на чердак.
Ох, как выручила меня потом такая планировка дома!
Вскоре после нашего прибытия в Лужки туда же приехал А.Э. Блажевич, теперь уже майор, во главе большого отряда численностью около 800 человек, который назывался Второй Дружиной. Наша основная Дружина была переименована в «Первую». Вскоре начались всевозможные реорганизации. Немецкий фербиндунгсштаб оставался при нас, но не видно было, чтобы он как-то вмешивался во внутреннюю жизнь обоих отрядов. Очень скоро обе Дружины сливаются в один отряд, названный Первым русским национальным полком. Гиль и Блажевич получают звания полковников, Точилов – майора, мне дают старшего лейтенанта, все ветераны также получают повышения. Командиром полка назначается Гиль, его уже зовут только по псевдониму – Родионов, начальником штаба тот же загадочный, теперь тоже полковник, Орлов, а Блажевич возглавил Службу Безопасности, этакое доморощенное «СД».
К нашему удивлению, он привез с собой в качестве самого ближайшего своего помощника бывшего генерал-майора Богданова, которого мы знали еще по Сувалкам, только теперь бывший генерал состоял при особе Блажевича в чине капитана. Бывший генерал в чине капитана состоит на побегушках у бывшего капитана же, теперь майора! Черт знает, что происходит в этом мире! Пересудов и насмешек всякого рода было без числа. Но при общих повышениях не был забыт и бывший генерал. В новом штабе и он уже числился теперь в звании майора, и его Блажевич взял к себе в свой отдел Службы Безопасности в качестве заместителя и начальника следственной части.
Постепенно прояснялось, откуда прибыла, как возникла и какую «биографию» имела эта Вторая Дружина. Оказалось, что она была сформирована Блажевичем (точнее, конечно, немцами с помощью Блажевича) в Люблине, где он был оставлен в прошлом году, когда нас увезли в Смоленск. Люди из Второй Дружины были не очень-то разговорчивы о своих делах в Люблине, но по отдельным их отрывочным рассказам и по бахвальству самого Блажевича нетрудно было установить, что в Люблине они занимались не чем иным, как истреблением евреев! Это было видно уже и по тому, что Блажевич приехал в персональном вагоне, битком набитом всевозможным дорогим имуществом. Заняв под свою особу целый большой дом в Лужках, он набил весь этот дом своим имуществом и все хвастал перед другими офицерами этим богатством. Мы же с Точиловым у себя «дома» между собой говорили: «И это ведь вчерашние коммунисты, члены партии! И Гиль, и Блажевич, и, уж конечно, Богданов, – все были коммунистами и не скрывали это в лагере. Сколько же еще таких людей найдется у большевиков в их партии?»
Под Службу Безопасности был также отведен целый дом с большим подвалом, немедленно оборудованным под внутреннюю тюрьму, сразу же и заполненную заключенными из своих же дружинников, арестованных по доносам за симпатии к красным, и местных жителей за связи с партизанами. Допросы арестованных вели Блажевич и Богданов, сопровождая их зверскими избиениями несчастных людей, и трудно сказать, который из них уступал другому в этих истязаниях. До нас с Точиловым доходили глухие слухи об этих делах главным образом через наших ординарцев, которые сами кое-что узнавали от ординарца Блажевича. Ординарец Точилова Карпенко еще в лагере дружил с парнем, которого потом Блажевич выбрал себе в ординарцы.
Из своей тюрьмы Блажевич с Богдановым редко кого выпускали. Разве кого из местных жителей, за которых их родные привозили богатый выкуп. У нас с Точиловым произошло знакомство с молодой русской женщиной, эмигранткой, младший брат которой попал в застенок Блажевича. Наше с Точиловым заступничество не привело ни к чему. Но парня все-таки выпустили. Потом на мизинце Блажевича мы увидели дорогое бриллиантовое кольцо, которое мы не раз видели раньше на пальчиках нашей знакомой…
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
