Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Приполз я в свой взвод. Первый, кого встретил в окопе, был связной Петр Маркович. Сразу спросил:
– Ну что?
Солдатское сердце далеко чует. Петр Маркович – самый пожилой во взводе, ему уже под сорок. Такие солдаты нам, двадцатилетним, на фронте казались стариками, и мы иногда думали: ну зачем их, таких старых, в армию призвали? Но они были опытнее нас. И в бою очень стойкие. Я своего Петра Марковича уважал, звал по имени и отчеству. Знал: у него большая семья, четверо детей. Во взводе было много семейных, кого дома ждали не только жены, но и дети. Я ему рассказал, что за разговор у меня состоялся с начальством на НП командира роты. А Петр Маркович и говорит:
– Вот он, этот комсорг, и должен первым в атаку идти! Если им так захотелось атаковать днем!
На этот раз никакого дельного совета от Петра Марковича я не услышал. Одну ругань. Это была солдатская правда. Та самая правда, когда начальство не слышит голос разума и с этим ничего нельзя поделать. Были у меня на фронте и другие такие или похожие на этот случаи. Тут два варианта: либо командир полный дурак, либо у него какие-то другие соображения. С комсоргом оказался вариант второй. Но мы пока ничего не знали и считали его дураком. Теперь, вспоминая тот бой и того комсорга, я думаю: а имел ли он моральное право посылать нас в бой? Ведь он, пользуясь своим служебным положением – как же, из штаба полка! – вначале сломал ротного, которого я знал добрым и порядочным человеком и честным, храбрым офицером. А потом, вместе с ротным, – меня. Думаю, что и старший лейтенант Макаров протестовал против такой атаки и выдвигал те же возражения. Я упирался сколько мог. А ведь такие комсорги и полками командовали, и армиями… Старший лейтенант, примерно мой ровесник. А у меня во взводе солдаты – пожилые люди, дома семьи, дети. И он, гаденыш, на смерть всех их посылал! Да если бы был в этой атаке смысл, мы тогда молча бы пошли на те ветряки. Дождались бы ночи и тихо, внезапным штурмом, взяли бы их. А этому подавай атаку с красной ракетой, чтобы он из землянки НП командира роты в бинокль наблюдал, как нас убивать будут. Да он просто безответственный засранец! Без разведки. Без артподготовки. Без увязки с соседями. Если бы люди погибли, какое-то время некому было бы удерживать плацдарм. Подкрепление нам тогда не присылали. Потеряли бы и свои окопы, а уж немецкие взять… Роты половинного состава… Легкое стрелковое вооружение… С кем и чем было расширять плацдарм? И у командира полка ума не хватило: такого вояку посылать для организации проведения атаки с целью выхода на новый рубеж. Новый рубеж… Новый рубеж… Свой бы удержать.
Но тогда мы приказы начальства не обсуждали. Некогда было. Это теперь можно обо всем подумать, рассудить. А тогда…
Стал думать. Но и самого злость одолевает. Да, думаю, кому-то захотелось отличиться перед начальством, показать: вот-де мы какие, малыми силами и без артподготовки можем делать большие дела… Да под красную ракету… Чтобы эффекта побольше было, шуму, стрельбы. Про то, что комсорг прибыл к нам нагоняй командира полка смывать, я тогда не знал. А то бы другой разговор у нас на НП командира роты получился.
В отделения послал связных: «Наступаем по сигналу «красная ракета». Направлением на ветряки. Всем приготовиться к атаке».
Лежим, ждем. Сердце колотится. Через несколько минут, вот она, над окопами с треском взвилась красная ракета – наша погибель. Видать, сам комсорг ее в небо запустил. Ему ведь атаку поручили… Мы сразу же поднялись, без стрельбы и шума бросились в поле. Перед атакой я отдал приказ: огня пока не открывать, чтобы не привлекать к себе внимание немцев как можно дольше. Когда тебя поднимают вот так, атаковать на арапа, без обеспечения и ясных целей, у тебя, хоть ты и взводный, вариантов мало. А у твоих подчиненных, солдат и сержантов, еще меньше. Бежим. Добежали так, без выстрелов, до земляной межи. Порядочно, метров сто отбежали. И тут немцы открыли пулеметный и автоматный огонь. Мы, словно и ждали этого момента, сразу же залегли на меже и стали окапываться. Немецкие пулеметы били длинными очередями. Головы не поднять. Свои пулеметные расчеты я оставил в окопах. Они открыли огонь одновременно с немцами и начали прикрывать огнем наш бессмысленный бросок. Я рассчитывал, что хоть как-то, но все же удастся сократить потери. Ни артиллерии, ни минометов… И вышло, что я рассчитал правильно. Мы боялись контратаки немцев. Если бы они контратаковали силами до двух взводов, нам бы на той меже и оставаться… Но, видя, что нашу атаку плотно прикрывают пулеметы, на контратаку не решились.
Оказавшись на меже под пулеметно-автоматным огнем противника, мы поняли, что попали в западню. Если немцы все же решатся на контратаку, то нам конец. А если не контратакуют, то дождемся вечера и под прикрытием темноты попытаемся как-нибудь выбраться назад, в свои окопы. Я лежал и делал знаки своим пулеметчикам: не ослаблять огня, не ослаблять огня… Но и у них возможности ограничены – запас патронов таял с каждым выстрелом, с каждой очередью. Они конечно же сразу все поняли. Начали бить короткими, экономными очередями. Один ударит, другой молчит. Хороший у меня народ подобрался во взводе. Если бы не пулеметчики, лежать бы нам на той меже и портить окружающий воздух…
Когда сидели в окопах, на отбитой у немцев позиции, которая клином врезалась в их оборону, мы понимали, что находимся в наибольшей опасности, и завидовали и второму стрелковому взводу, и другим ротам, занимавшим окопы по опушке леса. А теперь, прижатые пулеметно-автоматным огнем на меже, в сотне метров от своих окопов, ох как мечтали оказаться снова в них! Они нам в то время казались роднее родного дома.
Внезапной атаки у нас и не могло получиться. Но черт с ней, с атакой. Солдаты – народ мудрый. Сразу сообразили, для кого старались. Для Родины, что ли? Для этого сопляка старшего лейтенанта из штаба полка. Не вышло атаки, зато земли мы под самым носом у немцев накопали порядочно. Сначала лихорадочно, в одну минуту, отрыли окопчики для стрельбы лежа. Полежали в них, немцев послушали, как они палят в нашу сторону. Осмотрелись. Поняли, куда попали, в какую кашу. Начали отрывать – для стрельбы с колена. И так усердно мы углублялись в землю, что нервы у немцев – а они, видимо, все время вели за нами наблюдение – не выдержали. Они решили, что мы основательно осваиваемся на меже, что именно для этого мы туда и выдвинулись, имитируя атаку. И вскоре открыли огонь сперва из пулеметов, с флангов – раньше те пулеметы молчали, – а потом и из минометов. Минометный обстрел начался неожиданно. Пристрелка двумя минами и – мощный беглый огонь по площади. Мины ложились так плотно, что окопчики наши ходили ходуном и подпрыгивали. Осколками оказались повреждены диски у нескольких автоматов. Я приказал убрать оружие с брустверов.
Во время обстрела один солдат по фамилии Зипа покинул свой окоп и был ранен.
Перед сумерками немцы прекратили стрельбу. И тут с нашего НП приполз связной и передал приказ командира роты: отойти на линию своих прежних окопов. Приказ мы этот ждали с нетерпением. Но уходить, пока не стемнело, нельзя. Пришлось ждать наступления темноты.
Прошло еще часа два. Начало смеркаться. Весенние сумерки долгие. Немцы вяло постреливали в нашу сторону. В том числе и с флангов. Напугали мы их своим наглым маневром сильно. После нашей внезапной атаки, завершившейся на меже, где мы быстро и основательно окопались, они, видимо, ожидали наступления по всему фронту.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
