Судя по всему, Кутузову удалось завоевать симпатии принца де Линя. Нам сейчас трудно оценить значение этого факта, но человеку из «блаженного 18-го», как называл позапозапрошлое столетие М. Ю. Лермонтов, это говорило о многом. Знаменитый принц пользовался «коротким обращением» со всеми монархами, включая Екатерину II, Людовика XV и Людовика XVI, Фридриха Великого, Иосифа II, был аристократом среди аристократов, служил образцом для подражания всего высшего света «старой Европы», уничтоженной революцией. И Кутузов принадлежал к числу людей, не только слышавших этого человека, но и говоривших с ним, что, по словам современников, «заставляет завидовать сему обществу». Однако в нашей историографии этому факту не то что не завидовали — на него не обращали особого внимания. Биографы М. И. Кутузова обходили молчанием его многолетнее тесное сотрудничество с Г. А. Потёмкиным, что подтверждается почти ежедневной служебной перепиской в 1787–1790 годах, но особенно акцентировали внимание на исключительно дружеских отношениях с А. В. Суворовым. Последнего с конца XIX века стали называть учителем М. И. Кутузова. Однако письменные источники, скорее, свидетельствуют в пользу того, что между ними существовало «благородное соперничество». Личность Кутузова будет оставаться для нас закрытой до тех пор, пока мы не оценим по достоинству круг его общения, не осознаем историко-психологической мотивации его поступков. Без этого нам не понять природы его светской учтивости, вкрадчивых манер, присущих элите общества в эпоху рококо, что многим в начале XIX столетия представлялось то чрезмерной угодливостью, то двуличием и неискренностью. Знаменитый нидерландский ученый Й. Хейзинга так охарактеризовал тип культуры, которая составляла стержень характера М. И. Кутузова: «Аристократическая культура не афиширует своих эмоций. В формах выражения она сохраняет трезвость и хладнокровие. Она занимает стоическую позицию. Чтобы стать сильной, она хочет и должна быть строгой и сдержанной — или по крайней мере допускать выражение чувств и эмоций исключительно в стилистически обусловленных формах»7. «Стилистически обусловленная форма» поведения для человека высшего общества той поры — своего рода игра, правилам которой жестко следовали и принц де Линь, и М. И. Кутузов, и даже «бесхитростный» А. В. Суворов. Так, Е. Б. Фукс, последовательно бывший секретарем обоих русских полководцев, сравнивая их, отмечал: «Оба стараются быть непроницаемыми. Суворов прикрывает себя странностями, в которых неподражаем; Кутузов — тонкостию в обращении»8. Знаменитая европейская писательница, аристократка госпожа де Сталь, оставившая трогательные воспоминания о встрече с Кутузовым в России в 1812 году, так отзывалась о принце де Лине, который столь много значил для них обоих: «Мы всегда будем сожалеть, что не могли наслаждаться беседою тех людей, которые славились отличною способностью говорить, ибо то, что после о них рассказывают, дает весьма несовершенное о сем предмете понятие. Изречения, острые слова, всё, что может остаться в памяти и потом повторяться, не в состоянии изобразить той ежеминутной приятности, той легкости в выражении, той любезности в обращении, которые составляют прелесть общества. Маршал принц де Линь был признан за любезнейшего человека всеми французами, а они редко отдавали сие преимущество тем, кто не родились между ними»9. В екатерининскую эпоху в жизни Кутузова происходили события и встречи, воспоминания о которых, безусловно, скрашивали его жизнь на склоне лет. Встреча с принцем де Линем, «умевшим соединить с достоинством знатного господина всю любезность умного человека», сама по себе была событием. Принц вступил в военную службу во время Семилетней войны. «Он был в походах 1757 и 1758 годов, и служил капитаном в полку принца де Линя, отца своего. И полк сей, и молодой принц покрылись славою на сражении при Коллине, которое фельдмаршал Даун выиграл у короля Прусского. В сшибках, следовавших за сею победою, принц всегда находился в передовых постах, а в сражении при Лейтене, где король Прусский отмстил австрийцам за учиненную ему обиду, наш молодой капитан, пользуясь раздором, происшедшим между старшими офицерами, желавшими себе присвоить начальство над полком, собирал несколько раз рассеянных солдат среди множества неприятельских пуль и отвел их в Богемию по самым непроходимым местам; причем не имел и сам для подкрепления изнуренных сил своих другой пищи, кроме куска черствого хлеба». После очередной победы над пруссаками принц был отправлен в Париж «для донесения Людовику XV о сем щастливом происшествии». При французском дворе все сочли принца де Линя природным французом. Сам король вступал с ним в беседы: его особенно интересовало, носит ли австрийский фельдмаршал Даун парик. Господин де Бель-Иль сделал принцу де Линю замечание: «Вы очень поздно одерживаете победы; в прошедшем году вы выиграли сражение в октябре; а ныне в ноябре». Принц почтительно отвечал своему оппоненту: «Лучше разбить неприятеля зимою, нежели самому быть разбиту летом». Он не раз бывал при французском королевском дворе, принимал участие «в прелестных трианонских вечеринках» Марии Антуанетты, впоследствии описываемых французскими революционерами «самым черным образом». Впрочем, те же самые революционеры тем же самым образом описывали придворную жизнь во времена Екатерины II. Принц любил путешествовать. Он был в Англии, в Италии; виделся с Вольтером в Фернее, с принцем Генрихом в Рейнсберге и с самим Фридрихом II в Сан-Суси. Когда старший сын принца де Линя «женился на княжне Масальской, которая требовала от Российского двора каких-то принадлежащих ей 400 тысяч рублей, то сей вельможа отправился в Петербург. Это, кажется, случилось в 1781 году. Любви достойные качества сего принца, сделавшие его идолом французского двора, доставили ему хороший прием и у Императрицы Екатерины. Он крайне уважал сию Государыню; даже удивлялся ей и возвратился в свое отечество со многими знаками почестей, но не достигнув истинной цели своего путешествия. Во время славного свидания Императрицы российской с Иосифом II в 1787 году принц де Линь находился как вернейший подданный первого и усерднейший почитатель второй. Он при начале войны с турками находился в качестве австрийского агента при Российской армии и ее начальниках князе Потёмкине и графе Румянцеве»10.
Этот подробный рассказ о принце Карле де Лине приведен здесь в качестве зарисовки характера, дающего яркое представление о героях того времени, когда в человеке причудливо смешивались деятельность и сибаритство, любовь к удовольствиям жизни и храбрость на поле боя. К этому-то времени и относился генерал Голенищев-Кутузов. Эти люди имели свое представление о величии и с насмешкой встречали все, что носило отпечаток «политической экзальтации» и открыто выраженных эмоций. Эти люди не умели считать деньги: они были для них средством развить способности и удовлетворить потребности (включая тягу к благотворительности и милосердию), но не целью. По словам госпожи де Сталь, «образованность остановилась в них на такой точке, в коей целые нации никак не могут остаться, когда грубость характера смягчается, не отнимая при этом ни мало его силы и сущности». Вероятно, поэтому их времяиих идеалы стремительно уходили в прошлое, уступая место людям более практичным, грубым, с менее выраженной индивидуальностью. Но в 1788 году, последнем предреволюционном году Европы, Кутузов наслаждался обществом известного человека, разделяя его взгляды на жизнь: «Преимущество любезности, кажется, состоит в том, чтобы согласоваться со всяким умом, со всякою стороною и со всяким способом рассматривать вещи и идеи. Она не должна быть столь груба, чтобы кого-то огорчить, ни столь важна, чтоб убедить; словом, она не должна возмущать жизни, а только украшать ее»11.
