Если предки славян вышли из Азии, то расщепления арийских народов на германские, романские, славянские и т. д. еще не было. А поэтому гадать на кофейной гуще мы не будем. Надо прямо сознаться, что говорить о конкретных терминах в отношении происхождения арийцев мы еще не можем. Мы сосредоточим наше внимание лишь на первом тысячелетии н. э. и на тысячелетии до н. э. В этом отрезке времени мы еще можем надеяться найти истоки Руси и славянства. Заглядывать же дальше вглубь при нынешнем состоянии наших знаний неразумно.
Мы можем принять, как постулат, что область развития славян – это Европа. Является вопрос: где же более точно? Одни проводят демаркационную линию «к северу от Карпат», другие – к югу от них, совершенно забывая про третью возможность – на Карпатах. Находятся ученые, ищущие родину славян в… болотах Полесья – мысль настолько дикая, что трудно понять, как могла наука нашего века породить такого монстра, позорящего историческую науку. Многие пытаются усмотреть родину славян в Северном Причерноморье, совершенно забывая, что эта обширная зона, зона степей, была пригодна в те времена лишь для кочевников, что еще не так давно она носила название Дикого поля. Славяне же издревле – земледельцы.
Сумма фактов, которыми мы обладаем и которыми мы займемся позже, заставляет нас принять, что прародина славян лежала в области, охватывающей истоки Дуная, Эльбы, Одера, Вислы и Днестра. На севере они достигли южного побережья Балтики и были остановлены в своем распространении морем.
Скандинавия через Ютландию и многочисленные острова была заселена германцами, образовавшими уже этническое препятствие для перехода славян в Скандинавию. На западе славяне доходили до Везера. Далее к югу их ограничивало Подунавье. На восток они не доходили еще до Днепра. Южная граница их не выяснена. Во всяком случае, они жили и на южном берегу Дуная.
Такое положение создавалось уже к началу н. э., поэтому мы имеем все основания к этому времени считать славян «автохтонами» Европы. Никакого нашествия славян на Европу не было – они развились на месте. Это самый большой народ в центре Европы с начала н. э. И как раз его мы можем рассматривать как европейцев «sui generis» (лат. «единственных в своем роде». – Примеч. ред.).
За две последующие тысячи лет произошли, конечно, огромные изменения в этнике Европы. С юга наступали Рим и Византия. С запада от Рейна и с севера от Ютландии – германцы. С востока, из степей, – бесчисленные полчища азиатских кочевников, вносивших огромные изменения в народонаселение Европы. Лишь на северо-востоке славяне не испытывали никакого утеснения и продвигались неуклонно и быстро на северо-восток. Действовало два потока людей: на юге Азия наступала на Европу, на севере – Европа на Азию.
Если в отношении степей на юге в Европе мы должны признать сравнительно частую смену народонаселения, как результат миграции народов в разных направлениях, то за лесистой частью Европы, т. е. средней и северной, мы не можем не признать относительную стабильность в этом смысле. Здесь шел процесс диффузии – постепенного и безболезненного проникновения народов в чужие области, главным образом – на восток. Этот «дранг нах остен» стал характерной чертой как германцев, так и славян. Германцы выигрывали пространство у славян, последние – у угро-финнов.
Историческая наука совершила в этом плане огромную ошибку: она приписала германцам доминирующую роль в Средней Европе еще в первые века нашей эры. На деле же доминировали славяне. Позднейшие этапы германского движения на восток за счет славян были перенесены без всяких оснований на более ранние эпохи. Отсюда происходит куча несуразностей, о которых речь – в дальнейшем.
Ошибка началась с неправильного толкования труда Тацита «Германия». Мы не имеем возможности сейчас углубляться в детали этого труда (это мы сделаем в другом месте), скажем лишь, что Тацит, как видно из его же слов, вкладывал совсем иное содержание в понятие «Германия», чем это делали и делают историки.
«Германия» у Тацита – не столько географическое или этническое понятие, сколько социологическое. К германцам он относит разные племена, обобщая их не по языку, а по образу жизни. Это видно из того, что он говорит в конце своего труда: «Я не знаю, куда отнести племена певкинов, венедов и феннов: к Германии или Сарматии (затруднение это у Тацита выражено совершенно определенно. – С.Л.). Певкины, которых иногда также называют бастарнами, по языку, общественным привычкам, образу жизни и устройству жилья похожи на германцев (но это не значит, что они – германцы, см. ниже. – С.Л.)». «Это грязный и неопрятный народ. Черты его имеют кое-что от сарматского уродства из-за смешанных браков». «Венеды широко заимствовали из сарматского образа жизни: их грабительские набеги распространяются на все лесистые и гористые области между певкинами и феннами. Тем не менее их следует считать за германцев, так как они имеют постоянные жилища, носят щиты и любят передвигаться быстро и пешком. Во всех этих отношениях они отличаются от сарматов, которые живут в кибитках (передвижных домах) или ездят верхом. Фенны удивительно дики и ужасно бедны».
Из этого видно, что критерием «германства» для Тацита был в основном способ жизни: оседлость, постройка постоянных домов, род оружия и т. д., но не язык.
Кроме того, он сам говорит, что германцев называют так по одному племени. Но племен множество. И он их перечисляет. Наконец, это не их собственное имя, а имя, присвоенное им другими.
Здесь мы встречаемся с очень частым явлением, когда по мере роста знания имя некоей области делается все шире и шире. Так, например, перед покорением Сибири этим именем была наречена лишь область между Уралом и Обью. Затем граница была отодвинута до Енисея. Потом, по мере распространения русских, все земли к востоку до Тихого океана стали именоваться Сибирью. Общего географического понятия тогда на месте не существовало. Оно было расширено постепенно русскими из одного небольшого частного до огромного общего, а впоследствии воспринято и другими культурными народами.
То же было и с понятием «Германия». Какое-то племя и область, занимаемая им к востоку от Рейна, были названы «Германией». По мере движения на восток от Рейна и знакомства с этой областью и другие земли далее к востоку тоже стали «Германией», а племена, их населяющие, – «германцами».
Из слов Тацита видно, что «германцами» назывался не один какой-то народ, давший основание для первоначального именования, а совокупность разных племен, объединенных тем, что они вели одинаковый образ жизни и все находились к востоку от Рейна.
Точный смысл слов Тацита был скоро забыт, и вместо этого стали употреблять расширенное, но неверное понятие «германец». Спутали два процесса. Первый был обусловлен тем, что по мере ознакомления культурного древнего мира с землями и обитателями к востоку от Рейна земли эти все чаще и шире назывались «Германией». Другой процесс был вызван постепенным распространением настоящих германцев, т. е. тевтонов, тоже на восток. Эти процессы были не одновременны, не синхронны, а их слили все же вместе.
Германец в древности означал вовсе не современного тевтона, а жителя области, называемой «Германия».
