— Уехали… Перед вечером уехали…
Левицкий уже привык к фатальному невезению и воспринял этот удар стоически. Кирилюк же выругался сквозь зубы.
— Одна уехала? — уточнил он. — Ядзя Радловская?
— Почему одна? — словно даже обиделась за недоверие дворничиха. — Вдвоем. Говорила, что снова замуж вышла. И мужчина такой видный из себя. Старше ее — ничего не скажу, — но видный. Красивый еще мужчина, да и наша Ядзя тоже — хорошая пара…
Кирилюк понял, что старуха еще долго будет бормотать как заведенная, и остановил ее.
— Придется открыть дверь девятой квартиры! — приказал он.
— Они у меня ключ оставили. Цветы там поливать надо. Красивые цветы. У пани Ядзи есть вкус… — снова завелась дворничиха.
Наступила очередь Левицкого остановить ее.
— В котором часу уехала Радловская? — спросил он.
— Перед вечером. Часов в пять.
— Какие у них были с собой вещи?
Дворничиха ни на секунду не задумалась — видно, привыкла ко всему приглядываться:
— Два чемодана, желтый, большой, и черный — поменьше, саквояж и сумка. Еще пани Ядзя зонтик забыла, бегала за ним.
— Номер машины?
— Не глянула, незачем было, грузовик — это помню. Небольшой такой, с будкой. Пан сел в будку, и шофер туда лазил, а потом запер ее. Я еще подумала: зачем пана запирать?
Кирилюк и Левицкий переглянулись. Опоздали на девять часов! Если бы Петру чуть раньше пришло в голову расспросить у Зарембы о Модесте Сливинском, проклятый чемодан был бы уже у них, а его хозяин имел бы удовольствие встретиться со старыми знакомыми на очной ставке, а не разгуливать бог знает где в обществе красивой женщины.
— Покажите квартиру! — приказал Левицкий.
Комната свидетельствовала о поспешном отъезде жильцов: разбросанные на постели предметы женского туалета, грязная посуда в кухне… Левицкий распорядился поискать и снять отпечатки пальцев на посуде, Петр разглядывал разные квитанции и бумаги на этажерке. Отложил несколько писем с одинаковым почерком, начал внимательно просматривать. Сгреб все в одну кучу, перевязал шпагатом.
— Разберемся потом… — буркнул он.
Оставив засаду в квартире, поехали в управление. Ни Петру, ни Левицкому не хотелось спать — сидели на диване, курили и молча обдумывали ситуацию.
— Извести милицию о машине, — прервал молчание полковник. — Утром надо заняться этим грузовиком.
Кирилюк кивнул: да, следует прежде всего найти автомобиль, на котором ехали Сливинский и Ядзя.
— Старый грузовик с будкой, которая запирается, — пробормотал он, — это не так уж и сложно…
— Размножьте и дайте на розыск фото Ядзи Радловской… — размышлял вслух Левицкий.
— Изучить круг ее знакомств, — подхватил Петр, — поговорить с официантками в ресторане. Радловская могла сболтнуть кому–нибудь, куда едет.
— Правильно.
— Теперь посмотрите, пожалуйста, еще на эту корреспонденцию… Имеем на это санкцию. — Кирилюк отобрал из пачки несколько писем, положил перед полковником.
— Корреспонденты Радловской?
— Да.
— Думаете, она может написать кому–то?
— Конечно.
— И это нельзя сбрасывать со счетов.
Петр вытащил из пачки розовый конверт.
— Последнее письмо. Получено вчера из Станислава. Надеюсь, Ядзя еще не успела ответить на него.
Левицкий начал читать. Вдруг чертыхнулся.
— Ее подруга сообщает, что приедет через неделю. Радловская наверняка предупредит ее, чтобы не приезжала. Она напишет подруге, и мы узнаем — откуда.
— Если уже не телеграфировала.
— Значит, нам еще раз не повезет…
Грузовичок нашли быстро. Искать, собственно, не пришлось — он обслуживал ресторан, в котором работала Радловская.
Кирилюк вызвал шофера.
Александр Жарков, или просто Шурка, сразу понял, почему его вызывают в управление госбезопасности.
Отвечал на вопросы Кирилюка охотно, угодливо смотрел в глаза, словно говоря: «Давай–давай!.. Я расскажу про все, что было, и даже про то, чего не было, — чтобы тебе правилось…»
Петр уже встречался с такими, вроде бы откровенными, на самом же деле хитрыми типами, знающими лишь свою выгоду, ради нее готовыми пойти на любое преступление.
— Вчера вы ездили за продуктами в Стрый, — начал Кирилюк монотонно, листая какие–то совсем не нужные бумаги, — не так ли?
— Ездил! — выпалил Шурка, будто уже признал свою вину.
— Кого–нибудь подвозили?
Шурка понял: отказываться нет смысла. Грузовик с четверть часа стоял на улице Менжинского, и они в случае нужды будут иметь десяток свидетелей.
— Подвозил.
— Кого?
— Она у нас работает официанткой… Ядзя Радловская. Попросила подбросить до Стрыя. А мне что? Мне не жалко… Почему не оказать человеку услугу? Не так ли, товарищ начальник?
— Конечно… Значит, мы так и запишем, отвезли в Стрый Ядвигу Радловскую… Больше никого?
Шурка запнулся только на несколько секунд. Взвешивал — промолчать о другом пассажире или признаться? А впрочем, признание ему ничем не угрожает, наоборот, укрепляет его позицию.
— Почему никого? Неужели я не сказал? Радловскую и ее мужа.
— Так будет точнее. И сколько же они вам заплатили?
Шурка скорчил гримасу, что должно было означать: жмоты несчастные, что с них возьмешь!
— Сотню.
— Стоило трудиться…
— Я и сам так думаю, да ведь она официантка. Неудобно.
— Как ехали?
— Через центр на Стрыйскую, дальше по шоссе…
— На контрольно–пропускном пункте останавливались?
— Там без остановки не проедешь.
— Документы проверяли?
— Конечно.
— И у пассажиров?
— Да, — быстро ответил и заерзал на стуле.
— А потом?
— Доехали до Стрыя, там их высадил, хотел получить продукты, но опоздал. Пришлось возвращаться порожняком.
— И все?
— Все.
Кирилюк закрыл папку, вздохнул почти сочувственно. Сказал:
— Ну что ж, гражданин Жарков, вынуждены задержать вас. Во–первых, за ложные показания. Во–вторых, за содействие опасному преступнику.
— Что вы, товарищ следователь, — завертелся Шурка. — Я все расскажу.
Кирилюк снова открыл папку:
— Так куда вы ездили?
Шурка прикинул: лучше ответить за левый рейс, чем за содействие. Ответил жалобно:
