Мы, взрослая часть группы, тоже не скучали, подправляя и совершенствуя свой английский, разъезжая по отдельным экскурсиям, которые нам устраивали, включая, естественно, шоппинг.
Не сразу, но, выбрав время, я позвонила Лебедеву. Как же он мне обрадовался! И на следующий же вечер пригласил нас с Маврой к себе домой. Путь к нему оказался недолог. Он жил на окраине Лондона, недалеко от Данкан-холла, по той же железнодорожной ветке, и встретил нас у станции на машине.
Пока мы ехали к его дому, Лебедев расспрашивал о Москве. Он жил в небольшом, типично английском двухэтажном коттедже. Крохотный садик спереди, лужайка и сарайчик — сзади. Сарайчик Лебедев оборудовал под мастерскую. Выяснилось, что живописью он давно уже не занимается, а сосредоточился на эмалевых миниатюрах. Он делал их и в Москве, но здесь они пользовались просто невероятным успехом, и Лебедев, по его словам, не бедствовал.
— Понимаете, Глашенька, занимаюсь чем хочу, материалов навалом, экспериментируй с эмалями, сколько душе угодно. Вот и экспериментирую. От покупателей нет отбоя.
Миниатюры оказались замечательные. Мы с Маврой долго и восторженно охали. Как же приятно, когда это можно делать совершенно искренне! Растрогавшись, Лебедев вдруг подарил Мавре маленький медальончик с синей диковинной рыбкой. Мавра захлебнулась от радости. Улучив момент, когда хозяин удалился на кухню, она жарко прошептала мне в ухо:
— Теперь Килька уж точно сдохнет. Авторская работа знаменитого английского художника!
Я усмехнулась:
— По фамилии Лебедев.
— Несущественно, — отмахнулась она. — Я Кильке скажу, что он пишется латинскими буквами с двумя «ф» на конце.
Лебедев оказался не только великолепным художником, но и неплохим кулинаром. Он угостил нас запеченной бараньей ножкой под мятным соусом и совершенно необыкновенным паточным пудингом, приготовленным на пару.
— Юра! Вы стали настоящим англичанином, — сказала я.
Он с крайне довольным видом ответил:
— Нет, я гораздо лучше. Потому что англичане, в подавляющем большинстве, свою собственную еду готовить не умеют, а я вот освоил и теперь люблю потчевать своих друзей разными местными диковинками. В следующий раз придете, еще что-нибудь придумаю.
— Спасибо большое, но у нас такой плотный график. Вряд ли еще сможем к вам вырваться, — предупредила я.
Он заметно расстроился. И мне тоже стало грустно. Очень симпатичный человек. Не случись истории с Туровым, у нас с ним вполне могло что-то получиться. Но Никита все испортил. Я не была готова к новым отношениям. Вот если действительно через год… Теперь-то я знаю, что понравилась Лебедеву. Впрочем, год — долгий срок. Его еще надо прожить.
Поездка оказалась для меня хороша уже тем, что о Турове я почти перестала думать. Ссадина в душе осталась, но уже начала затягиваться тонкой корочкой. Есть в народной мудрости значительная доля истины. С глаз долой — действительно из сердца вон. А в Англии мне ничто не напоминало о Никите. Только вот день возвращения в Москву неумолимо приближался, и мы с Маврой обе загоревали. Она — потому что хотелось побыть здесь еще и жалко было расставаться с Данкан-холлом и приобретенными там друзьями. Я же страшилась возвращения в мир, где мне все снова начнет напоминать о нашем романе с Никитой. Нет, не права была Алка. Все-таки вместе с ним я потеряла какой-то кусочек своей души. Он украл его у меня и не вернул. И жить прежней жизнью теперь будет тяжело. Я ведь уже другая.
За два дня до отъезда мы возвратились под вечер с экскурсии в Вестминстерское аббатство. Устали ужасно! У меня даже ноги гудели, а голова распухла от впечатлений: столько исторических и культурных фактов за один день!
У стойки регистрации меня остановили.
— Миссис Веслих, — так они произносили мою фамилию. — Вас в холле основного здания ожидает какой-то джентльмен.
Я растерялась.
— Боюсь, вы ошиблись. Меня тут никто не может ждать.
Мгновение спустя меня осенило: нет, может. Это, конечно же, Лебедев. Решил, наверное, попрощаться, а может, Алке с Вовкой что-нибудь передать.
— Лебедев? — осведомилась я у женщины за стойкой.
— Да, да, — радостно покивала она. — Джентльмен с русской фамилией.
— Я тоже хочу Лебедева увидеть, — обрадовалась Мавра.
У меня возражений не было.
— Если ты еще жива, пошли.
Мы направились в замок. В холле меня ждал не Лебедев. Там сидел… Никита. С огромным букетом английских роз в руках. (Впрочем, возможно, они здесь тоже какие-нибудь голландские или бразильские.)
Завидев меня, он резко поднялся на ноги.
— Мама, это еще кто? — мрачно уставилась на него Мавра.
— Знакомый, — коротко бросила я. — Ты иди в комнату, отдыхай, я скоро вернусь. Нам поговорить надо.
Лицо ее неожиданно просветлело.
— Ой, я знаю, кто это. Он ведь все время тебе в Москве цветы дарил. Угадала? А ничего мужик. Разговаривай, сколько хочешь.
— Замолчи и иди в комнату, — шикнула я.
— Уже пошла, — сделав несколько шагов к выходу, она остановилась. — Ой, а может, я цветы заберу, чтобы маме их потом не тащить.
Смущенно улыбнувшись, Туров протянул ей букет.
— А ну быстро верни! — прикрикнула я.
— По-моему, Мавра права, — сказал Никита. — Неси, неси.
— Вы даже знаете, как меня зовут? — кокетливо улыбнулась она.
— Естественно, кто же тебя не знает!
Мавра из-за букета показала мне оттопыренный большой палец.
— Иди, иди, — поторопила я.
Мне хотелось скорее отделаться от нее, чтобы потом решительно избавиться от Никиты.
Едва она скрылась в дверях, я спросила:
— Зачем вы приехали?
— Глаша, перестань. И оставим эти искусственные «вы» для другого случая, который, надеюсь, никогда не наступит. Я приехал не ругаться. Я приехал просить у тебя прощения.
— А за что просить? У меня свои принципы, у тебя — свои. Они не совпали. Такое бывает. Не понимаю, зачем ты тратился на поездку? Через два дня я вернусь в Москву, там и поговорили бы.
— Во-первых, я больше не мог ждать. А во-вторых, в Москве ты бы меня к себе не подпустила.
— Ага, а здесь мне деваться некуда. Что ж, расчет верен. Но как ты выяснил, где я?
— Саша сказала.
— Ты и с ней уже успел познакомиться.
— Твой мобильник отключен, пришлось позвонить тебе домой. Объяснил Саше, что мы с тобой перед отъездом случайно поссорились. Она вошла в положение и дала ваш здешний адрес.
Предательница! Вчера ведь с ней разговаривала, а она о Турове — ни слова!
Никита будто читал мои мысли:
