— Вполне.
Спустя час они сидели в кафе и Алекс рассказывал ей все доселе неизвестные мельчайшие подробности своих отношений с Долорес, включая и их уикенд в Мадриде.
— Я с ума схожу без нее, Тереза. А она… она даже слышать ничего не желает. У меня в голове не укладывается, как это может быть. Мы с ней так подходим друг другу во всех отношениях. — Тереза кинула на него быстрый взгляд, проверяя, правильно ли поняла, и он кивнул. — Да, в сексуальном — тоже. Но не только. Честное слово! Я искренне восхищаюсь ее музыкальным талантом, я готов снять шляпу перед ее смелостью, стойкостью, выносливостью. Она в одиночку подняла свою семью. На такое не каждый способен. Это достойно уважения. Я понимаю, что, когда ей было тяжелее всего, меня не было рядом. Но сейчас-то, когда все узнал, я могу снять с нее бремя всех забот, позволить заняться исключительно музыкой… — Алекс на миг замолчал и покачал головой. — Но она шарахается от меня как от огня. Ты можешь объяснить мне это, Тереза? Ну да, конечно, можно говорить и о предательстве, но ведь все было совсем не так. Я на какое-то мгновение поддался гневу…
Тереза вздохнула.
— Я могу посочувствовать вам обоим, Лехандро, мальчик мой. Долорес, к сожалению, столкнулась с изменой в очень раннем возрасте, когда человек все воспринимает намного острее, чем, скажем, в двадцать пять-тридцать лет. И, знаешь, может, я бы серьезно осуждала тебя, если бы ты был сейчас другим человеком. Но я же вижу, что ты не бегаешь по женщинам, не меняешь их как перчатки, а то и чаще, не завел по всему миру кучу незаконнорожденных детей, как делают многие в твоем положении и с твоими средствами. Это все так. Но и Долорес я прекрасно понимаю… Однако отчаиваться тебе рано. — Она сделала паузу, посмотрела на пасынка, снова помолчала, что-то обдумывая. — Я расскажу тебе кое-что. Но прошу, чтобы ты не говорил Хосе. Не потому, что стыжусь своего прошлого, а потому что мне даже сейчас больно вспоминать об этом.
— Как скажешь, Тереза. Можешь рассчитывать на меня.
— Мне было шестнадцать, почти семнадцать, когда я встретила Рауля. — Она печально улыбнулась. — Господи, до чего он был красив! Все девчонки на него заглядывались, а он почему-то выбрал меня. Я была такая обычная, ничем не выдающаяся, что сама не понимала его интереса. Но он ухаживал за мной весьма настойчиво, и я, естественно, не могла не уступить. Стоит ли говорить, что я буквально боготворила его. Меня возненавидели все подружки. Они изо всех сил пытались отбить его у меня, но Рауль не обращал внимания ни на кого другого. Я была так счастлива… — Тереза вздохнула. — Так продолжалось больше года, пока в соседнем доме не поселились брат и сестра Пансатто. Рауль подружился с Доде и стал проводить с ним много времени. А однажды рассказал мне, как был у него в гостях и познакомился с Эстреллой — его сестрой. Мне почему-то даже в голову не пришло насторожиться, как-то выразить свое недовольство. Я доверяла ему безоговорочно. — Она тяжело сглотнула, по лицу ее пробежала тень страдания. — Ладно, нечего тянуть. История самая тривиальная. Красавица Эстрелла, взрослая женщина — ей тогда уже исполнилось двадцать два — соблазнила моего Рауля и увела. Что со мной было, передать не могу! Но, думаю, примерно то же, что и с Долорес, когда она узнала о твоей… гмм… измене с ее сестрой. До сих пор не понимаю, как я на себя рук не наложила. Но вот к чему я тебе рассказываю все это, Лехандро. То, что Рауль бросил меня, было не самым страшным… Между прочим, позже он несколько раз делал шаги к примирению. Но я, как и положено гордой испанке, отвергла их. Как и Долорес сейчас отвергает тебя. Считала, что не могу простить его. Думала, что переборола проклятую любовь и успокоилась. А потом… — Тереза всхлипнула и приложила к глазам платок. Подавила желание разрыдаться и медленно продолжила: — Примерно через полгода произошел несчастный случай. Рауль погиб… утонул… Вот это-то, дорогой мой мальчик, и есть самое страшное. Когда в отношения двух людей вмешивается смерть. И я поняла, что все мои прежние горести, все обиды просто смешны и глупы. Но как бы горько я ни сожалела, исправить уже было ничего нельзя. Тогда я прочувствовала, что такое настоящая боль. Почти двадцать лет прошло, прежде чем мне захотелось снова взглянуть на другого мужчину. Им оказался твой отец.
— Хочешь сказать, что ни с кем не встречалась после Рауля? — спросил потрясенный Алекс.
— Да. — Дрожащей рукой Тереза порылась в сумке и достала пачку сигарет. Закурила и прикрыла глаза. Закончив, раздавила окурок в пепельнице и сказала: — Так вот я рассказала тебе это, чтобы ты понял: Долорес просто думает, что не может простить тебя. Потому, что никогда на самом деле не теряла тебя. Никогда не переживала горечи настоящей утраты…
— Но я же жив…
— Благодарение Господу. И живи до ста лет. — Тереза перекрестилась. — Будь уверен, Долорес ошибается, полагая, что никогда не сможет преодолеть ту свою обиду. Она сама себя толком не знает. Не понимает всей силы своего чувства. Терзается уязвленной гордостью и частично стыдом от того, что не в состоянии справиться с влечением к тебе. Уж поверь мне, я-то видела, как она на тебя смотрит. И дело не в одном только сексе. А теперь, мой мальчик, закажи мне рюмочку коньяку и давай заканчивать с нашими исповедями. Я рассказала тебе про себя, чтобы ты не отчаивался и не опускал руки, вот и все. Пока вы оба живы, жива и надежда. Обещаю, я подумаю, что ты можешь сделать, чтобы завоевать ее. И забудь мою глупую бабью болтовню, хорошо? Договорились?
Алекс нежно поцеловал ее в щеку.
— Конечно. Не беспокойся. Я — последний человек, который захочет причинить тебе боль. А теперь пора за покупками и возвращаться. А то отец, наверное, скоро вернется, а похвалиться-то и некому.
Он расплатился, и мачеха и пасынок покинули ресторан еще лучшими друзьями, чем прежде.
* * *
Прошло больше недели после их откровенного разговора в кафе. Тереза почти физически страдала, снова и снова вспоминая измученное лицо Алекса, когда тот рассказывал о том, как Долорес холодно и категорично отказалась выйти за него замуж.
Почему она так поступает с ним? Неужели не видит, насколько он искренен в своем раскаянии? Бедный мальчик! Чего только любовь не делает с людьми, до чего не доводит!
И наконец решила поговорить с мужем, пробиться каким-нибудь образом сквозь плотную завесу его энтузиазма винодела-любителя, мнящего себя профессионалом. Пусть Хосе по-отечески побеседует с Лолой, попытается вразумить ее, напомнить о материнском долге, в конце концов. Марибель имеет право жить в настоящей полноценной семье, а не разрываться между двумя родителями.
Но когда она уже морально подготовилась к разговору, раздался телефонный звонок.
— Тереза, добрый день, это Долорес.
— Лола, здравствуй, дорогая! — с энтузиазмом отозвалась сеньора Парагон, мгновенно забыв свое недовольство упрямой молодой женщиной. — Как поживаешь? Как моя драгоценная внучка? Надеюсь, ты не возражаешь, что я ее так называю?
— Ну что вы, Тереза, конечно нет. Марибель прекрасно себя чувствует. Здорова и довольна жизнью. С нетерпением ждет следующей встречи с отцом.
