Остерсон лукаво прищурил глаза:
— Однажды неудача может оказаться роковой и последней в твоей карьере.
— Тогда о ней не стоит сокрушаться, — ответил Адам, направляясь к выходу. Он всегда относился к Остерсону с уважением, очевидно, настало время перемен.
Последнюю ночь в своем доме Адам провел без сна. Он ходил из комнаты в комнату, взгядываясь в пустоту, и гробовая тишина не навевала ему больше никаких фантастических грез, она вселяла ужас.
Казалось, весь мир погрузился в вечное безмолвие и только жизнерадостные сверчки стрекотали за окном.
Он упаковал вещи и на кухонном столе оставил все необходимые документы для агентов по недвижимости, которым в ближайшем будущем предстояло заняться продажей дома.
По дороге на кладбище он купил цветы. И не потому, что мать их любила. Она не была избалована ни цветами, ни заботой близких.
— Прости меня, мам, — тихо произнес Адам. Это было скорбным началом душевной беседы с усопшей.
Он положил букет цветов у могилы и закрыл глаза, восстанавливая в памяти черты родного лица.
Кругом царила мертвая тишина, но было нетрудно представить, что могла сейчас сказать ему мать.
«За что ты просишь у меня прощения? Наконец-то ты нашел свой собственный путь в жизни».
— Мам, но ты все равно будешь рядом? — чуть слышно прошептал Адам. И насторожился в ожидании ответа. Должно было последовать саркастическое замечание или экстравагантный вздох. Но до него донесся лишь далекий и жалобный крик козодоя.
Вылезать из постели в воскресенье утром совершенно не хотелось. Телефон надрывался, но Джессика на звонки не отвечала. Третий день она не выходила из дома и ни одного живого человека не видела. И желания общаться с кем бы то ни было не возникало.
Она снова и снова проговаривала про себя слова прощальной речи, которая заканчивалась печальным предложением:
— Я не могу выйти за тебя замуж, Адам.
Суженый должен был вернуться в Чикаго в понедельник, то есть в ее распоряжении было ровно двадцать четыре часа, чтобы изобрести наименее болезненный способ расставания с самым замечательным из мужчин.
Она собралась уже запереться в ванной, как в дверь неожиданно позвонили. Джессика оглядела свою заношенную футболку и, сочтя свой внешний вид непрезентабельным, решила не открывать.
Звонки становились настойчивыми, и интуиция подсказывала, что, кроме прилетевшего раньше срока любимого, ломиться в ее дверь было некому.
Конечно, нежданный гость оказался Адамом.
— Тебе звонил Гаррисон? — пробормотал он с порога вместо обычного приветствия.
Джессика в недоумении замотала головой: с чего бы это ее бывший начальник стал ей звонить?
— «Джей Си Эн» отказалась от покупки твоей родной компании.
— Это шутка? — еле слышно произнесла она, медленно опускаясь на диван.
— Нет, вполне серьезно. Возможно, они и купят ее в отдаленном будущем, но только не сейчас. Так что ты по-прежнему при своей любимой работе, и перспективы на будущее могут быть только радужными.
Она так долго жила в ожидании чуда, что, когда оно наконец свершилось, это застало ее врасплох.
— Я еще кое-что тебе привез. Мне это больше не понадобится. — Адам протянул ей ключи от своего «порше».
Очередная новость поразила Джессику значительно сильнее сообщения о восстановлении на работе.
— Я не могу принять такого подарка.
— «Порше» так и не стал моей любимой маркой.
Мне всегда хотелось от него отделаться. Я, наверное, и купил такую машину, чтобы в последствии подарить ее тебе. Себе я присмотрел обычную «хонду».
— Да не могу я пользоваться твоей машиной, настаивала Джессика.
— Может, не надо мне было говорить тебе об этом именно сейчас, но у меня в запасе так много новостей, что молчать я просто не могу.
Я не стану твоей женой, Адам, — проговорила на одной ноте Джессика, выдавливая из себя лишь последнее предложение заготовленной речи.
— Надеюсь, я смогу еще повлиять на твое решение, — ответил Адам, усаживаясь на диван рядом с ней.
Джессика закрыла глаза, стараясь продолжить свои объяснения. Разговор был трудным, но промолчать она не имела права.
— Ты меня не понял. Я думала, мне все по плечу.
Надеялась, что смогу уехать в Алабаму. Но боюсь, что через семь часов вернусь обратно в Чикаго.
Откровения Джессики нисколько не огорчали Адама, он просто крепко обнял ее и принялся успокаивать.
— Я знаю. И не прошу от тебя многого. Я и сам хочу перебраться в Чикаго. Обосноваться здесь навсегда, если ты не возражаешь.
И только после этих слов боль потихоньку начала отступать.
— Ты получил новое назначение? А как же твой дом?
— А что, разве в Чикаго дома хуже?
— Конечно, нет.
— Тогда решено. Но у меня еще одна сногсшибательная новость. Я уволился. Я, правда, успел разослать резюме и думаю, что быть безработным придется недолго.
— Ты уволился? Так все твои речи об истинном человеческом предназначении касались именно тебя?
Чем же ты собираешься теперь заниматься? Начнешь брать уроки рисования? Или станешь независимым консультантом, основав частную контору?
— Это не совсем то, о чем я долго мечтал. За годы своей профессиональной деятельности я оставил без работы тридцать пять тысяч человек. И если мне с такой легкостью удалось избавить работодателей от нерентабельных вакансий, то теперь моей задачей станет создание соответствующего количества свободных рабочих мест. У меня огромные планы на будущее.
Для Джессики все это звучало фантастически.
Особенно в свете его недавних признаний в том, что каждый человек должен стремиться делать то, к чему его влечет душа.
— Ты сможешь наконец осуществить свою мечту.
— Моя мечта теперь совсем близко. Она рядом со мной.
