— Просто их у меня никогда не было.
— Вы не хотите иметь детей?
— Конечно, хочу. Но сначала не мешало бы найти для них мать.
— Разве у вас не было подружек?
Он устроил ее поудобнее и обнял за плечи.
— Ну, почему же? Были у меня подружки.
— Так почему вы не женились на одной из них и не завели детей?
— Потому что не хотел жениться ни на одной.
— Вы не были влюблены?
— А что говорит твоя мама, когда ты задаешь нескромные вопросы? — обратился он к девочке, имитируя интонацию Дорис. — Не слишком ли мы любопытны?
Кэт хихикнула.
— Это мне намек не лезть не в свое дело и переменить тему, верно? — Она приподняла руку, осмотрела ее и веселость сменилась кислой гримасой.
— Вы думаете, мне наложат гипс?
— Не знаю, милая. Может, дело обойдется шиной.
— Я хочу гипс. Настоящий твердый гипс. Тогда я смогу врезать им этому дуралею Майку. Это он виноват в том, что я упала.
Тед подавил улыбку. Ее намерение пришлось ему по душе — именно это он сделал бы, если бы был в ее возрасте. Но сейчас-то он уже не мальчик и не должен позволять ей думать, что такое в порядке вещей, если даже этот дуралей Майк и заслуживает наказания.
— Может, все и произошло из-за этого негодника, но больше всех виновата ты сама, детка, раз уж делала то, что не полагается. И даже если на твою руку наложат гипс, тебе не следует дубасить им людей.
— Даже Майка?
Тут уж Тед не удержался от смеха — такое разочарование прозвучало в ее голосе.
— Да, Кэтти, даже Майка.
В ожидании медсестры Дорис стояла у окошка регистратуры и наблюдала за дочерью и Тедом. От одного их вида ей сделалось больно. Кэт прильнула к нему бочком, а он прижимал ее к себе и нежно поглаживал по волосам. Они выглядели так, как и положено любому отцу и его дочурке.
Как только Тед не догадывается? — в отчаянии думала она. Он вглядывается в лицо Кэт — вот так, как он делает как раз сейчас, — и не видит в ней себя. Как он может реагировать на нее так естественно и не чувствовать своего родства?
Они так страстно предавались любовным утехам, а ему и не придет в голову, что Кэт стала плодом именно того вечера, а не нескольких ночей, проведенных ею с Грегом месяц спустя.
Закончив с другим пациентом, медсестра взяла карту Кэтрин и подошла взглянуть на нее. Девочку провели в рентгеновский кабинет, затем снимок проявили и изучали, после чего доктор показал им перелом на снимке и отправил к специалисту для наложения шины. Кэт прошла через это с большим мужеством, чем мать. К тому времени, когда маленькую страдалицу наконец отпустили, уже Дорис нуждалась в опоре на плечо Теда.
К несчастью, — нет, не к несчастью, а очень даже к счастью, — оно было уже занято.
После посещения ортопеда в гражданской поликлинике города он еще раз взял Кэт на руки, чтобы донести до машины.
— Знаешь, я думаю, она вполне может дотопать сама. Сломана-то рука, а не нога, — ревниво заметила Дорис.
Над плечом Теда дочь состроила ей рожицу.
— Мам, у меня болят коленки, когда я сгибаю их, а ходить, не сгибая коленки, очень трудно. И вообще, меня никогда никто не носит. Ты считала, что я слишком тяжелая, когда мне было всего пять лет.
— Да, вес у тебя приличный, — поддразнил ее Тед.
Не так уж он и перенапрягается, подумала Дорис. Он все же очень сильный, а Кэт всего лишь маленькое костлявое существо. К тому же, почему бы и не побаловать ее немного? Первая помощь отца давала повод для утешения.
Они усадили ее на заднее сиденье, и Дорис уселась рядом с Тедом.
— Теперь куда? — спросил он, запуская двигатель.
— Обедать, — подала голос Кэт. — Я проголодалась.
И не мудрено, подумала Дорис. Эта неотложная помощь заняла почти три часа. Особенно медленно все было в госпитале.
— Давайте купим гамбургеры и поедем домой, — предложил Тед.
— Отличная идея, — быстро поддержала Дорис, прежде чем дочь успела возразить. Отличным, призналась она себе, была не еда, а другое — дом. Приятно думать о ее уютном маленьком домике как о домашнем очаге для них троих.
— Ладно, — нехотя согласилась Кэт. — Я хочу хот-дог и картофель. Но как только мне наложат гипс, потребуется настоящая пища. Ресторанная еда.
Девочка подсказала, как проехать к ближайшему кафе, где обслуживали прямо в машинах и где она могла получить свою "горячую собаку" и картофель. Тед заказал у подбежавшего официанта обед, отстегнул ремень и повернулся к Дорис лицом. Однако его взгляд автоматически перенесся на что-то сзади нее и посуровел.
Она поняла, что случилось. На другой стороне улицы находился Мемориал героев. Это был памятник тремстам сорока пяти военнослужащим, главным образом морским пехотинцам, погибшим в Корее и во Вьетнаме. Еще одно напоминание об искромсанных батальонах морской пехоты из Уэст-Пирса. Список имен сохранил память и о ребятах из батальона Грега и Теда.
— Ты когда-нибудь бывал здесь? — тихо спросила Дорис.
Он покачал головой.
— Красивый мемориал. В центре статуя морского пехотинца в окружении десятков кустов азалии, которая цветет весной. А в общем… грустно.
Наклонившись вперед, Кэт добавила:
— Каждый год здесь проводится богослужение в память о погибших, и мы приходим сюда. В своей комнате я храню копию списка с именем папы. Там написано: "Тейлор, Грегори В., МП". Мне всегда хочется здесь плакать…
Бедная девочка, подумала Дорис. Благослови, Господи, ее сердце, слишком она юна, чтобы грустить по людям, которых никогда не видела.
— Мы можем пойти туда после обеда, — предложила Кэт. — Я плакать не буду.
— Только не сегодня, девочка, — слабо улыбнулся Тед. — Как только поедим, тебе нужно вернуться домой и положить руку на что-то высокое, как сказал врач.
Кэт заерзала на заднем сиденье так, что машина заходила ходуном.
— Это был не врач, а фельдшер. Сэм уже четыре раза был в отделении скорой помощи и ни разу не видел там доктора. Он говорит, что врачей на самом деле и нет, с ними разговаривают по селектору, только чтобы надуть пациентов. А в действительности там есть только фельдшеры, медсестры и санитары.
— Ну уж Сэм-то разбирается в этом, — подтрунила над дочерью Дорис.
— Он был в скорой помощи четыре раза, мам, а он моложе меня, — с самым серьезным видом ответила Кэт.
К машине подошел официант, грациозно остановился и протянул поднос. Пока Тед принимал его, Кэт разглядывала еду засверкавшими глазами. Дорис подождала, когда дочь повернется к ней и, не дав ей открыть рот, отрезала:
