— Это потому, что ты так сильно в меня влюблен, Шейн Мэлоун, или просто потому, что я бере…
Не дав ей договорить, он притянул ее к себе, так, что она уткнулась носом в его свитер.
— Ты давно знаешь, как я к тебе отношусь. Могла бы и без слов понять, что у меня в сердце.
— Нет. Ты должен был сказать мне, — упрямо пробормотала она в его свитер.
Шейн взял ее лицо обеими ладонями.
— Почему?
— Потому что… потому что я не хочу кончить, как моя мать, жить горькой жизнью, не хочу, не хочу… Я хочу, чтоб ты женился на мне для меня, для меня одной… а не из-за ребенка.
Он притянул ее к себе, стал целовать щеки, волосы.
— Я люблю тебя, Дженни Мун. Полюбил тебя с первого дня. Обещаю никогда не давать повода усомниться в моей любви.
Она тихо плакала ему в свитер, прижимаясь все крепче.
— Ты так и не ответила на мой вопрос, — сказал он через некоторое время.
Дженни отстранилась, вытерла мокрые щеки двумя ладонями сразу.
— А ты как думаешь, ковбой?
Он нахмурился.
— Я не знаю. Ты должна сказать мне. — Он лукаво улыбнулся.
Она склонилась к нему, покрывая его лицо быстрыми поцелуями.
— Да, да, да, да, — звучало между каждым поцелуем.
— Хорошо, — сказал он, отстранив ее от себя. — Теперь, когда с этим улажено, когда и где?
Не прошло и секунды, как она выпалила:
— В канун Рождества… здесь… в гостиной, перед рождественской елкой, чтобы камин горел… чтобы вокруг были все, кого мы любим.
— Так скоро? Просто я подумал, что нужно время, чтобы приготовить красивое белое платье и все такое…
— А-а-а, — она небрежно махнула рукой, — это ерунда. — Потом какая-то веселая идея пришла ей в голову, и она вся внутренне загорелась. Прежде, чем что-то сказать, она засунула в рот еще один крекер. — Бабушка говорила мне и Саванне об их с Баком бракосочетании. Это будет на днях. Она нашла в сундуке какое-то платье, распорола его, перешила и отделала бисером. Получилось очень даже хорошо. Я могу это платье позаимствовать. А что, если объединить свадьбы: Бака с Мэри и нашу? Если Макс, конечно, не против…
Шейн отвел взгляд, обдумывая неожиданное предложение, и улыбнулся.
— Что ж, хорошо. Вместе так вместе. Я поговорю с отцом. Мне кажется, эта мысль ему понравится.
Дженни представила себе, как она будет стоять рядом со своей бабушкой.
— Что случилось? — спросил Шейн. — Ты погрустнела.
— Я подумала о бабушке и Баке. Они так много пережили и так долго ждали, чтобы быть вместе. Ты видел Бака после того, как вы с ним разговаривали? Как он?
— Успокоился. Должно быть, вынужденный обман попортил ему много крови…
— Так может быть, он уезжает с ранчо, потому что…
— Потому что он мой отец? — Он покачал головой и улыбнулся. — Он уезжает потому, что Мэри прожила всю жизнь в резервации, ей там удобнее. Там ее друзья, привязанности. А Баку будет хорошо там, где Мэри. Ты только посмотри на него. Он помолодел на двадцать лет. — Шейн запустил пятерню в свои густые волосы, наморщил лоб. — Может быть, все-таки подождать, устроить все как положено, с церковью, и все такое?
— Я вот думаю, не подойдет ли четвертое января?
— Что значит — четвертое января?
— Надо спросить бабушку. По-моему, двадцать четвертое декабря тоже годится, — задумчиво проговорила она, глядя куда-то в сторону. Потом перевела взгляд на Шейна и добавила: — Дело в том, что для сиу число «четыре» очень важное. Ты знаешь, что я родилась четвертого числа четвертого месяца? Кстати, мы с бабушкой приняли роды у Саванны без четырех минут двенадцать четвертого числа.
— Я знал дату, но не точное время. Интересно.
— Так что не удивляйся, если наш ребенок родится четвертого августа.
— Я даже не удивлюсь, если время рождения будет четыре сорок четыре! И это будет девочка, такая же красивая, как ты, Джен. Еще одна магическая луна.
Дженни тихонько засмеялась, вспомнив, что Саванна говорила те же слова.
— Так ты веришь, что у бабушки и у меня особый дар?
— Я и не сомневался.
Они помолчали какое-то время, потом Шейн спросил:
— Как ты относишься к тому, чтобы поселиться в доме Бака?
Дженни стояла молча, с задумчивым видом, скрестив руки на груди.
— Бак, может быть, заберет с собой кое-какую мебель, — добавил Шейн.
— Картины, ковер, занавески?
— Не знаю, может, и оставит.
— Кружева, накидочки… У нас, вообще-то, прибавление намечается…
Он поднял ее на руки и закружил по комнате.
— Эй, полегче! Хочешь, чтоб опять я в ванную побежала?
— Опс. — Он осторожно сел в кресло-качалку и стал тихонько покачиваться, держа ее на руках. — Ну, все нормально?
Дженни молча кивнула, положила голову ему на плечо, чувствуя, как сильные руки крепко обнимают ее.
— Жизнь все-таки странная штука, — сказала она, спустя несколько мгновений. — Ты всегда уважительно относился к сиу, к их образу жизни, и не знал, что в тебе течет их кровь. Я же, наоборот, знала, что я наполовину сиу, и ненавидела их. Жизнь нас обоих многому научила.
Шейн прикоснулся губами к ее губам, глядя на нее с нежностью и любовью, от которой — Дженни знала это — она никогда не устанет.
Через несколько секунд он шепнул ей на ухо:
— Спасибо.
— За что? — так же шепотом спросила она.
Шейн молча поводил пальцем по ее животу.
— За самое лучшее в моей жизни Рождество.
КОНЕЦ
