И в тот самый момент, когда Валерий пришел к этому неутешительному выводу, за окном раздался шум подъехавшего автомобиля и по стене пробежал косой четырехугольник электрического света. Бондарев бесшумно вскочил и оказался у окна как раз вовремя, чтобы увидеть остановившуюся у подъезда машину. Из машины вышли пятеро – полный комплект. Валерий знал каждого из них, и вместе с острой обидой в душе родилась надежда: а может, они просто решили заехать в гости, выпить водки, помянуть Дракона? Он бросил взгляд на будильник. Светящийся дисплей показывал четверть второго – ночи, естественно. Поздновато для дружеских посиделок…
Бондарев не стал смотреть, куда пойдут гости, было ясно и так. Он вернулся к столу, по дороге споткнувшись о путавшегося под ногами Шайтана, тихонько прикрикнул на пса, схватил ручку, отодрал от лежавшей рядом с бутылкой программы телепередач кривой бумажный лоскут и быстро написал на полях несколько коротких слов – ровно шесть, если быть точным. На лестнице уже звучали осторожные шаги; телевизор все бормотал, из динамика тягучими волнами выползала мрачная заунывная музыка, но Валерий слышал приближающиеся шаги своих коллег – своих друзей, черт бы их побрал! – даже сквозь этот назойливый посторонний шум.
Он скатал газетный обрывок в тугую трубочку, подозвал Шайтана и засунул бумажку в кармашек на его ошейнике – кармашек, нашитый давным-давно именно для этой цели. Затем Валерий снял телефонную трубку, но было, конечно же, поздно – телефон молчал. Этого можно было ожидать, и именно поэтому Валерий начал с записки – способа не слишком надежного, конечно, но, как ни крути, последнего. Там, на войне, тоже не всегда была возможность воспользоваться связью, и тогда их выручал Шайтан – первый Шайтан, не этот щенок, на которого теперь была вся надежда. Тот Шайтан тоже мог не дойти, но обычно все-таки доходил…
В дверь позвонили, и Валерий с трудом подавил в себе желание открыть и встретить то, что суждено, на пороге квартиры. Потом он вспомнил про Шайтана и передумал: этот дурак непременно бросится его защищать, и тогда пришьют обоих. В квартире им, кроме Валерия, искать нечего, так что…
Он снова метнулся к окну, открыл его, стараясь не шуметь, и стал на подоконник. Третий этаж – пустяк для десантника, хоть и бывшего. Бондарев присел, поглубже вдохнул пахнущий морозцем ночной воздух и оттолкнулся от подоконника. Уже в воздухе он вспомнил, что не взял с собой даже ножа, и мысленно махнул рукой: толку от кухонного тесака все равно было бы мало.
Он приземлился сравнительно мягко и услышал у себя за спиной лай Шайтана – приглушенный, обращенный в сторону входной двери. Валерий выпрямился, с неуместной при сложившихся обстоятельствах гордостью отметив, что даже не ушибся, сделал шаг, и тут от темной массы разросшихся кустов навстречу ему шагнула какая-то фигура, а из-за угла дома, будто по волшебству, вынырнула еще одна.
– Не дури, – сказала первая фигура голосом Тимохи. – Игра сделана, ставок больше нет. Садись в машину, Бондарь.
– Суки вы, ребята, – сказал ему Валерий и бросился вперед.
Тимоха вскинул ему навстречу вытянутую руку, раздался негромкий звук, вроде хлопка в ладоши, и что-то неимоверно тяжелое, горячее и твердое безболезненно толкнуло Валерия в середину лба.
Вторая фигура торопливо приблизилась и склонилась над убитым.
– Готов, – сказал этот человек. – Блин… Интересно, за что его так?
– Было, наверное, за что, – равнодушно сказал Тимоха, свинчивая с пистолета глушитель и кладя его в карман. Пистолет он с сожалением бросил в кусты. – Ну что, берем?
В отдалении послышался прерывистый шум автомобильного двигателя, сверкнули фары.
– Сюда, что ли? – насторожился напарник Тимохи. – Точно, сюда! Линяем, браток!
Тимоха сделал неуверенное движение в сторону трупа, но его приятель был прав: лучше было оставить мертвеца здесь, чем попасться на глаза случайному свидетелю. Они бросились бежать к своей машине, где их уже поджидали остальные, и через минуту возле дома было тихо и пусто.
* * *
Юрий Филатов встал рано утром, когда за окном едва-едва начало светать, принял душ, побрился, опрыскался дорогим одеколоном и позавтракал чашкой крепкого кофе с могучим бутербродом. Есть не хотелось, но он мужественно сжевал бутерброд до конца: день предстоял долгий, и перед его началом следовало основательно подзаправиться. Лишь после этого он позволил себе выкурить первую за день сигарету и пошел одеваться.
Выходной костюм он подготовил с вечера, и вечером же, изрядно помучившись и произнеся немало слов, не занесенных ни в один словарь по причине своей непечатности, завязал перед зеркалом галстук. Снял он его не развязывая, и теперь тот лежал поверх белоснежной рубашки, здорово напоминая готовую к применению классическую петлю-удавку. На свежую голову критически осмотрев узел, Юрий пришел к выводу, что довольно далеко продвинулся по пути эволюции: вот уже и приличным костюмчиком обзавелся, и даже галстук научился завязывать – сам, без посторонней помощи, по инструкции, с мясом выдранной из какого-то старого, найденного на антресолях журнала – «Работница и крестьянка», что ли…
«Фраер, – подумал он, осторожно натягивая на широкие плечи жесткую от крахмала рубашку. – Ну и порядочки у них в „Кирасе“! Можно подумать, что я иду устраиваться не ночным сторожем, а пресс-секретарем президента. Нет, правда, это же просто смешно. Сколько можно обезьянничать с американцев? Это только герои голливудских фильмов ухитряются в одиночку перебить целую толпу террористов, не запачкав при этом белый воротничок и не помяв стрелки на брюках».
Откинув голову, он затянул узел галстука, продел руки в рукава пиджака, одернул полы и осторожно подвигал плечами: не жмет? Пиджак не жал, и рукава были в самый раз – не короткие и не длинные, а именно такие, какие требовались. «Научился, – подумал Юрий. – Даже костюмы покупать научился… Тьфу!»
Застегивая пиджак, он заметил, что под рубашкой в районе живота у него образовалась некая округлая, гладкая выпуклость – пока небольшая, но явно имеющая неплохие перспективы роста.
– Эге! – озадаченно произнес Юрий и похлопал по выпуклости ладонью. Выпуклость отозвалась гулким звуком. Она была крепкая, упругая, ладонь к ней прямо-таки прилипала. – Э-ге-ге! Это еще что такое?
«Бюргер, – сердито подумал он, пряча наметившийся живот под полами просторного пиджака, – рантье, Илюшенька Обломов… Нет, Юрий Алексеевич, пора приниматься за дело! Неважно, за какое именно, лишь бы зад от дивана отклеить, пока он не стал размером с этот самый диван».
Он положил во внутренний карман пиджака бумажник из натуральной кожи – хороший бумажник, дорогой и к тому же далеко не пустой, – защелкнул на левом запястье браслет часов, надел пальто, захватил со стола в кухне сигареты и зажигалку и, перед тем как выйти из дома, окинул взглядом свое отражение в зеркальной дверце платяного шкафа. В мутноватом старом зеркале отражался высокий и широкоплечий, одетый с иголочки и причесанный по последней моде мужчина в самом расцвете сил, с некрасивым, но мужественным лицом – одним из тех неброских, но значительных лиц, которые так нравятся женщинам. Его можно было принять за опытного биржевого маклера, бизнесмена и даже за банкира – за кого угодно, только не за ночного сторожа в каком-нибудь дорогом шалмане или казино. Твердое выражение слегка прищуренных глаз и едва заметная белая полоска старого шрама над левой бровью могли принадлежать офицеру спецслужб, отошедшему от дел спортсмену, которому повезло попасть в струю и обеспечить себе безбедное существование, или владельцу частного охранного предприятия… Вот именно, владельцу, а не соискателю должности младшего помощника старшего вышибалы! Даже самому себе Юрий Филатов гораздо больше напоминал потенциального клиента ЧОПа «Кираса», чем его рядового сотрудника.
