– Чего ты ополчился на бедного психоаналитика? Правда индусы вон с китайцами по аналитикам не ходят, а с половой сферой о-го-го! – «Борода» разлил всем присутствующим по рюмкам очередную порцию водки.
Все выпили.
– Аналитик, положим, не бедный. – Олег Владимирович глотнул вслед за водкой апельсинового сока. – Знаете, почему? Потому что голый прозападный формалист. Бездушный, как все они, прагматик. Прикрылся Фрейдом, как фиговым листом, и стругает всех по одной болванке. Но самое страшное племя, – он пристукнул кулаком об стол, – вот таких вот новорусских начальничков, которые шкуру свою хамелеонью под любого подстроят. Верхогляды хреновы, со своим клиповым сознанием. Лишь бы срубить сразу и побольше, там хоть трава не расти. Продажники. Ничего святого за душой, никаких идеалов. Скажи, – схватил он бородача за локоть, – вот откуда? В одни ведь школы ходили, за одними партами сидели.
«Борода» понимающе кивал, но тут не выдержала Вероника Евгеньевна:
– Ну да, у нас унитаз три месяца течет, скоро потолок на головы рухнет, зато ты не верхогляд. Если б какой-нибудь гипотетический верхогляд предложил мне ремонт, я бы закрыла глаза на его клиповое сознание.
– Что? Смогла бы? Отдалась бы такому? – вскинулся на нее Олег Владимирович.
– Отдалась бы, если б взял.
– Нет, ты слышал, Митяй? Я всегда знал, что она внутренняя проститутка.
– Ну-у, поле-егче, – несколько смутился «борода».
Вероника Евгеньевна махнула рукой в сторону мужа:
– Ой, Митяй, я тебя умоляю, не принимай всерьез.
Тут борода дяди Митяя вновь оживилась, задралась вверх.
– А что значит внутренняя проститутка? Для внутреннего пользования в организациях, что ли? Типа офисного планктона?
– Да при чем здесь планктон, Митяй? Она в душе проститутка. Потому что не ценят бабы ум и талант как таковые. Им в нагрузку бабло подавай, антура-а-ажность всякую, унитазы инхруст… тьфу, инкруст… короче, потолки натяжные. А можно чистоганом бабло-о, остальное зачер….
Раздался глухой удар и звон разбившейся рюмки.
– Все, отключился. – Вероника Евгеньевна встала, подошла к мужу, попыталась поднять его голову – голова не поддавалась. – Истинный талант, Митяй, зрит выше унитазов, хоть и не верхогляд и за бабло не продается. Давай бери его крепче под руки, в комнату на диван оттащим. Потом еще посидим, помянем былые надежды, покумекаем, как этого борца с всенародным злом реанимировать к жизни.
«Борода» поднялся, запыхтел, пытаясь понадежней обхватить тело друга.
– Помочь? – спросил Кирилл, глядя на опрокинутую на стол голову Олега Владимировича и на то, как нервничает из-за происходящего Леха.
– Помогите, ребят, – отдувалась Вероника Евгеньевна, – совсем отяжелел, как из газеты уволили.
Они сообща оттащили Олега Владимировича на диван.
– Конечно, кому нужен открытый честный журналист… за правду люди горели на кострах… снесите меня на помойку лучше… к бомжам… у них там все честно, – бормотал Олег Владимирович, пока Вероника Евгеньевна укладывала его ноги на диван.
В этот момент раздался звонок в дверь.
– Это Серый, – сказал Алексей.
– Ты решил всех, что ли, на сходку сколотить? – спросил Кирилл.
Сергей снял в прихожей верхнюю одежду, втроем они отправились в Лехину комнату.
– Что, орлы с подрезанными крыльями, я из вас, по всем понятиям, самый стойкий? – Сергей оглядывал Лехин творческий кавардак. – Все потому, что у меня армейская выдрючка. Десантура не сдается. Ох, Осадчий нас и дрючил, особенно с прыжками с парашютом. Жара под сорок, камуфляжи к яйцам липнут, дышать нечем, а мы…
– Слушай, сейчас не до твоего Осадчего. – Отодвинув кипу исписанных нотных листов, Алексей присел на угол стола, безнадежно бросив вдоль тела руки.
– Ладно, зайдем с другого конца. Переключись, сыграй что-нибудь из этого. – Сергей кивнул на кипу нотной бумаги. – Это ж твое собственное?
Против такой просьбы Алексей не устоял. Расчехлил трубу, порылся в нотных листах, извлек один, начал играть, не доиграл, отложил лист, взялся за другой, начал новую мелодию, опять не доиграл, стал искать третий.
Сергей разозлился:
– Чего они у тебя по ходу все на середине обрываются? Не дописал, блин, ни одной, терпения ни на что не хватает. Получается, я из вас, по всем понятиям, самый стойкий.
Алексей укладывал трубу обратно в футляр:
– Нет настроя. Не знаю, как быть с таким отцовским подходом. Меня в октябре на стажировку в Австрию приглашают, а он так надломился.
– У тебя отсрочка от армии вечная, что ли?
– Не вечная, но в Австрию мотануться бы успел, типа аспирантуры. В армию тогда уж в следующем году, весной, в оркестр какого-нибудь мухосранского округа.
– Мать что советует?
– Мать говорит, срочно делай паспорт и поезжай, без тебя справимся, еще пару учеников возьму.
– Делай, Леха, что мать говорит. Ты все равно добытчик нулевой, инфант типичный, а она у тебя тетка с мозгами. Отцов, даже самых образцовых, надо уметь задвигать. Я против твоего папашки ничего, конечно, не имею. Мужик он нормальный. Но чего при первых трудностях сдулся? Может, вправду накосячил в статье?
– Чего лепишь? – возмутился Леха. – Накосячил! Отца, что ли, не знаешь?
– Знаю, знаю. Слушай мою команду: сейчас по коням и к проституткам. Приятеля моего армейского Генку помните? Неделю назад был в одном месте. Дал хорошие рекомендации. За умеренную плату широкий спектр удовольствий на всю ночь. Приглашаю за свой счет.
– Да ну-у, я чего-то не в форме, – отмахнулся Алексей.
– Чего ты грустишь, как опавший член? Форма возникает от тренировок. Главный орган должен рваться в бой сквозь все преграды. Отцу ты сейчас без надобности, и мать только рада будет, если ты свинтишь, дашь спокойно пообщаться с общим другом.
В машине Сергей не унимался:
– Не нравится мне настроение математика. Совсем скис наш интроверт, молчит всю дорогу. Ничего-о-о, девочки – волшебницы, мертвого реанимируют. Что у тебя дома?
– Все то же, – ответил Кирилл.
– Эх, не научились вы, братишки, в суровый час переключаться на инстинкты. Я лично твоего папашку понимаю. Он хочет насладиться женским полом, пока в штанах не все безнадежно рухнуло. Мой вот совсем не умеет с тетками замутить, моментом все спрыгивают. А он что, серьезно запал на эту Катю? – кивнув в зеркало на Кирилла, поинтересовался Сергей у Алексея.
– Тема закрыта, не начинай, – сказал Кирилл. Он вообще не понимал, зачем поехал с ними. Хотя, может быть, понимал. Ему, как и Алексею, не хватало легкости, наглости, смелости Сергея. «Странно, – думал Кирилл, – жизнь у него будет куда сложней, чем у нас с Лешкой. Мать умерла до школы, вкалывает в автосервисе с отцом, любящим хорошо поддать, младшая сестра как будто с приветом, а он и впрямь из нас самый стойкий. В школе, кстати, почти отличником был. Непонятно, благодаря или вопреки? Тонкости ума ему для рефлексии не хватает, что ли? А-а, от этих рефлексий один геморрой. И пусть сегодня проститутки, раз я ей не нужен».