«И все-таки, – думал сейчас Кирилл, – смотря какой опыт. Такой, как у отца с матерью, точно в канализацию, а такой, как у Пифагора и Лао-цзы?.. Куда она исчезла? Вот уже третьи сутки не выходит в скайп, почтовый ящик молчит на мои письма. Сотовый постоянно выключен. Почему?»
Возможно, он успел ее чем-то обидеть? Он и домой пытался ей дозвониться, но к телефону хронически подходил ее отчим и нагло хамил в трубку. Кирилл перебирал в памяти детали их встреч, разговоров, ее реакции на его слова, но не мог обнаружить даже малейшей трещины. Что тогда? Может быть, ее задело, что он до сих пор не переспал с ней. Так он, наоборот, не хотел форсировать, хотел как лучше. Может, она просто потеряла к нему интерес? Вот так банально взяла и потеряла, без видимых причин. На уровне, например, запаха, неудачного прикосновения, неловкого с его стороны взгляда? Загорелась и так же быстро остыла? Такое бывает. У него самого было так однажды. И нет тут никакой конкретной точки обратного отсчета. Или все-таки есть?
Четыре с половиной года назад, весной, их десятый класс поехал на экскурсию по Золотому кольцу. Он вдруг как-то по-новому разглядел тогда Вику Решетникову. Она показалась на редкость остроумной, веселой, от ее шуток угорал весь автобус. Ее округлые выпуклости под водолазкой и джинсами приобрели неожиданно манящие, возбуждающие очертания. Он думал о ней целую неделю, следил за ней на уроках и переменах, наконец набрался смелости, пригласил в кино. Они договорились, что он зайдет за ней ближе к вечеру. Вика встретила его в мини-халате с глубоким вырезом, с голыми руками и ляжками, усадила в кресло в своей комнате, сказав: «До фига времени еще, ты там полистай что-нибудь, я ногти быстренько накрашу». Села за стол напротив, закинула ногу на ногу и, старательно высунув язык, стала колдовать над каждым ногтем, периодически отставляя ладонь для изучения результата. По комнате поплыл зловонный запах ацетона с примесью сладковато-тошнотворного ароматизатора. Одновременно с этим в комнату вошел огромный персидский кот, подняв хвост трубой, стал курсировать вокруг Кирилла, недобро на него поглядывая. Кирилл догадался, что занял его насиженное место, хотел встать, но кот успел прыгнуть ему на колени и принялся яростно об него тереться. «Только не сгоняй его, он этого не любит, поцарапать может», – прокомментировала Вика, не отрываясь от ногтей.
Он сидел в ацетоновой вони, облепленный шерстью линяющего кота, и физически ощущал, как интерес к Вике Решетниковой растворяется в воздухе вместе с частицами ацетона. Она наконец поднялась, подошла к Кириллу вплотную, упершись коленями в его колени, изогнулась так, что ее груди в вырезе нависли над ним зажигательными бомбами, подсунула ему под нос растопыренные пальцы со зловеще поблескивающим черным лаком и потребовала: «Зацени». Он не нашелся что сказать. Встал и пошел в туалет. Пока собирал там с себя шерсть, подумал: «Надо же, я так хотел ее еще вчера…» С испорченным настроением, с отвращением даже, отправился с ней в кино. Во время фильма только и думал о бездарно потраченном вечере. Вдобавок ко всему на середине фильма у нее затренькал сотовый; вместо того чтобы отключить его, она принялась громко шептать в трубку какую-то патологическую чушь. «Банальная идиотка», – вынес Кирилл в уме окончательный вердикт.
Сквозь подушку просочился стук в дверь, вернувший Кирилла в домашнюю реальность. Отбросив подушку, он сел, хрипло сказал:
– Да.
Это была мать.
– Алексей не может на сотовый тебе дозвониться. Домашнюю трубку возьми! – раздраженно выкрикнула она.
Кирилл высунул руку в приоткрытую дверь, мать остервенело вложила ему в ладонь трубку.
– Да?
– У тебя телефон, что ли, разрядился? Звоню, звоню… Давай срочно приходи. У нас тут ЧП вселенского масштаба.
– Что за криминал?
– По телефону не хочу, детали при встрече.
Открывший дверь Алексей был заметно взвинчен:
– Отца из газеты уволили.
– С чего так? – искренне поразился Кирилл.
– Короче, пришло новое начальство, начались непонятные терки, тут отец со своей статьей о думских фракциях, попался под горячую руку.
Из кухни выглянула Лехина мать Вероника Евгеньевна:
– Кирочка, ты? Хорошо, что зашел. У нас, видишь, что происходит. Давайте, ребята, на кухню, разбавите атмосферу, а то слишком накалилась.
Кирилл с Алексеем прошли на кухню. За столом, кроме Олега Владимировича, сидел огромный бородатый дядька. Судя по разгоряченным лицам обоих, сидели давно.
– О, Кирилл! – обрадовался Олег Владимирович, приподнявшись из-за стола, приветственно протягивая в сторону Кирилла руки. – Лучший друг моего сына, между прочим, надежда российской математической науки.
– Ты не отвлекайся, продолжай, – пробасил «борода», наскоро кивнув Кириллу.
– Не-ет, я сейчас повторю краткие тезисы для не-его-о. Потому что друг моего сына – мо-ой друг. – Крепко пожав Кириллу руку, Олег Владимирович, покачнувшись, сел на место. – Во-от, слушай, Кирилл. Вызвал этот баран меня к себе в кабинет и проблеял: «Мне, Олег Владимирович, такая ваша правда, которая до матки, не нужна. Вы не видите, что происходит? Сейчас во всем необходима лояльность, иначе прикроют». Я ему: «До сих пор не прикрыли, а тут вдруг прикроют?» А он мне: «Вот именно до сих пор. Вы, похоже, заработались, отстали от нынешних реалий, у вас мог замылиться глаз». Это я-то, Кирилл, отстал. «Значит, – спрашиваю, – предлагаете полумеры? Замалчивание? Вранье, проще говоря? Что положено Юпитеру, не положено быку?» И напомнил ему одну радиостанцию, где можно все, хотя сам говорунов этих не люблю. А он: «Их содержит „Газпром“, а нас – нет. Я, безусловно, уважаю ваш опыт, но у меня свое видение, своя концепция, конфликт между нами ни к чему хорошему не приведет. В сегодняшних реалиях, повторяю, не место острым углам. Либо мы с вами сглаживаем углы и смотрим в одну сторону, либо…» – и взял паузу. «Что-либо?» – спрашиваю. «Либо пишите заявление».
– Ну и? – вскинулся «борода».
– Ну и послал я его с его концепцией и реалиями. Написал заявление. Вот так, Кирилл.
Кирилл хотел отреагировать, но «борода» его опередил.
– Зря, ох зря, – бурно тряс он бородой, – надо было применить гибкость, ни черта мы не учимся у Востока.
Олег Владимирович поник:
– И Васька Климкин сказал: «Зря, глядишь, пересидели бы и его». Посоветовал: «Сходи-ка ты лучше к психоаналитику, может, подсобит в себе разобраться». И телефон дал.
– Пошел? – уточнил «борода».
– Сходил один раз. Сидит эдакая фря, при костюме, в кожаном кресле, все стены облеплены дипломами. «Что вас ко мне привело?» – Сам набивает трубку, посверкивает брюликами в запонках. Я ему обрисовал ситуацию, а он, попыхивая трубкой: «Вы, как я понимаю, в профессии давно, судя по всему, у вас творческое выгорание. Ситуация распространенная, однако требующая глубинного анализа. Кстати, что у вас с половой сферой?» Я ему о том, что Россию, к чертям собачьим, продали с потрохами, а он мне про выгорание и половую сферу, дипломированный хрен.
