Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
В 1616 году Хурраму было поручено командование войсками в Декане, где он сменил своего брата Парвиза. Хуррам вскоре склонил разных правителей в Декане к переговорам, что выглядело как еще одно быстрое и блестящее завершение кампании. На деле условия не намного обезопасили южные границы империи Моголов, но в результате Хурраму было предоставлено огромное количество золота, драгоценных камней и дорогих товаров. Когда он вернулся к отцу, чтобы положить перед ним все это богатство, состоялось необыкновенное по своему великолепию представление. Джахангир сошел со своей джхароки, то есть балкона, и высыпал на голову сыну сначала целый поднос драгоценностей, а затем поднос золотых монет. Он объявил, что отныне имя его сыну Шах Джахан, что возле трона будет для него поставлено кресло, дабы он мог пользоваться небывалой доселе честью сидеть в присутствии императора. Ранг Хуррама был доведен до неслыханного уровня в тридцать тысяч зат и двадцать тысяч савар. В личных апартаментах императора Hyp Джахан, чья постоянная политика поощрения царевича принесла столь замечательные плоды, устроила в честь победы Хуррама празднество для него и его гарема, которое обошлось в триста тысяч рупий.
Некий достойный уважения и в высшей степени четко и ясно выражающий свои мысли иностранец присутствовал в качестве свидетеля при дворе Моголов во время отъезда Хуррама в Декан и во время его возвращения спустя год. То был сэр Томас Роу, первый официальный представитель Англии в Индии, имевший, как таковой, возможность принимать личное участие в повседневной жизни двора, в отличие от большинства европейцев, которые посещали Великих Моголов и писали о них в XVII столетии. Роу вводит нас в широкий круг событий и деятельности при дворе в момент наивысшего подъема правления Джахангира, во время чрезвычайно близкое к середине периода величайших успехов Великих Моголов, начавшегося примерно с предпринятого Акбаром в 1570-е годы строительства Фатехпур Сикри и продолжавшегося до ухода Ауранг-зеба из Дели в Декан в 1681 году. Странствия и приключения сэра Томаса Роу стоят того, чтобы о них рассказать несколько подробнее.
Сэр Томас Роу был послан с верительными грамотами Якова I, чтобы заручиться у Великих Моголов торговым соглашением в пользу молодой в ту пору Ост-Индской компании.[43]Предшественником Роу за семь лет до того был другой англичанин, Уильям Хоукинс, отправленный с миссией сходного, но менее высокого уровня. Хоукинс привлек Джахангира тем, что говорил по-турецки и мог рассказать императору о Западе без посредства переводчика. В результате ему тоже удалось принять участие в жизни двора, и он оставил отчет, с пользой дополняющий записки Роу, но, к сожалению, сохранившийся лишь в отрывках. Португальцы давно уже вели прибыльную торговлю с Индией и вывозили оттуда миткаль и индиго, голландцы также опередили англичан. Однако единственное, что производило впечатление на Великих Моголов, – был контроль над морями. Индия не была особо заинтересована в торговле с Европой, однако мусульмане нуждались в защите европейских кораблей (а порою и от европейских кораблей), на которых переправлялись в Аравию паломники. Еще незадолго перед этим португальцы главенствовали на Аравийском море, и паломники могли по нему плавать только с паспортами, выданными португальцами, и на паспортах этих были изображения Иисуса и Девы Марии; для фанатичных мусульман необходимость терпеть подобное «идолопоклонство» во время паломничества в Мекку была чрезвычайно болезненной. С этой точки зрения Роу прибыл в Индию в самое подходящее время, так как английские корабли совсем недавно крепко потрепали корабли португальцев в индийских водах, и Роу мог предостеречь Джахангира – в порядке оправдания этих действий: «Король, мой владыка, станет хозяином всех здешних морей и портов, дабы предотвратить нанесение ущерба его подданным».
Роу высадился в Сурате в 1615 году, в возрасте тридцати пяти лет; он незамедлительно и со страстью погрузился в деятельность, которая поглощала почти всю его энергию в течение пребывания в Индии, – борьбу за оказание должного почтения его повелителю королю. Вопросы старшинства и протокол играли в дипломатии XVII века даже более значительную роль, чем теперь. Любимым при дворе Шах Джахана был рассказ о том, как император, желая принудить высокомерного персидского посла поклониться пониже, приказал оставить открытой только низенькую калитку при входе в приемный зал, а посол в ответ повернулся, кланяясь, и умудрился явиться перед лицом императора задом наперед.
Выходки Роу носили не менее дерзкий характер. Во-первых, и это вполне понятно, он не позволил таможенникам обшаривать свои карманы, а далее заявил, что к его спутникам можно прикасаться руками «только с целью обнять их, но не обыскивать»; он отказался появиться перед теми, кто встречал его сидя на коврах, пока те не встали; далее он и правитель Сурата несколько дней вели переговоры о том, кто к кому должен первым явиться с визитом. Когда он наконец удостоился приема царевичем Парвизом, который в это время находился в Бурханпуре, Роу смело двинулся по узкому проходу между двумя рядами конных воинов и придворных, отказался совершить земной поклон и настаивал на том, чтобы либо подняться по трем ступенькам к царевичу и стоять рядом с ним во время беседы, либо остаться внизу и сидеть в поставленном для него кресле. Сошлись на том, что Роу будет стоять, непринужденно прислонившись к серебряному столбу, подпирающему балдахин царевича. Эту позицию он счел совместимой с собственным достоинством, а царевич к тому же пообещал доставить англичанина в тот же вечер в такое место, где они смогут потолковать накоротке. К несчастью, Роу тут же преподнес в дар ящик бутылок, и к вечеру царевич был настолько пьян, что не смог повидаться с гостем.
В Бурханпуре Роу поселился в караван-сарае и был крайне недоволен помещением: «четыре комнатки размером с духовку, не больше, потолок круглый, стены из кирпича». Здесь он подхватил лихорадку, которая едва не свела его в могилу, но Роу, еще очень слабый, двинулся дальше – в Аджмер, где находился двор Джахангира. Во время путешествия его сильно подбодрила случайная встреча с Томом Корьятом, эксцентричным англичанином, который три года добирался в эти края пешком из Средиземноморья, а теперь строил планы приложиться к гробнице Тамерлана в Самарканде и оттуда направиться домой на родину – через… Эфиопию. Однако он умер еще в Индии, в 1617 году, и был похоронен в Сурате. Только его очевидная чудаковатость сохраняла Корьяту жизнь столь долго. Капеллан Роу Эдвард Терри, сам достаточно неосторожный в своих критических высказываниях о Мухаммеде как основателе мусульманской религии, сообщает с неким благоговейным страхом о личном выступлении Корьята против ислама. Корьят слышать не мог, как «эти их правоверные муллы по пять раз в день поднимаются на высокие башни и провозглашают свое ла иллаху иля ллахи ва Мухаммаду расулю ллахи, то есть что «нет Бога кроме Бога, и Мухаммед пророк его». В один прекрасный день Корьят поднялся на какое-то высокое место напротив мечети и прокричал: ла иллаху иля ллахи хазрет Иса бен алла, что означало: «нет Бога кроме Бога, Господь наш Христос Сын Божий». И добавил, что Мухаммед – самозванец, за что, замечает Терри, его могли бы убить, «однако сочли безумным и отпустили». История вполне возможная, поскольку Корьят во время своих странствий изучил арабский, турецкий и персидский языки и позже обратился на персидском языке к Джахангиру с просьбой о вспомоществовании, что крайне возмутило сэра Томаса Роу, который, как всегда, прежде всего пекся о достоинстве своей страны.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
