Я услышала, как затрещал генератор, выпускающий щиты. Все отверстия корабля были заблокированы, в том числе даже устройство для эвакуации. Я крепко стиснула опал, так и не успев его выбросить. Сейчас наш корабль стал абсолютно неразличим, только слабый мираж в черной ночной пустоте. Щиты скрывали нас от нежелательных глаз. Но были ли мы невидимы для Окуса?
Напряжение нарастало, будто в груди все сжалось в кулак. Корабль прекратил метаться, и целую минуту мы уверенно шли по курсу. Я почти слышала пощелкивание искусственного разума «Эквинокса», ожидающего следующую атаку. Я в тревоге схватилась за поручень, и мы подождали еще долгие пять минут.
– Смена курса, – объявил Хайсен, нарушив тишину.
Корабль повернул на девяносто градусов так резко, что всех нас отбросило на одну сторону, и устремился на максимальной скорости прочь.
Матиас кинулся ко мне. В его лице проступила крайняя озабоченность. Никогда не видела его таким напуганным.
– Роу, я думал, что у тебя припадок.
– Окус пытался задушить меня.
Теперь, когда все закончилось, я чувствовала, как ослабела после этой схватки.
Матиас побелел:
– О чем ты говоришь?
– Ты его не видел?
– Я никого не видел.
Он провел пальцем по моей шее, но странно, мое горло больше не болело.
– Никаких синяков нет. Тебе больно?
– Нет, – пробормотала я. Мысли в моей голове поплыли от его прикосновения. Прежде он не бывал со мной так ласков.
Я стала ближе узнавать Матиаса только с прошлой недели, но, когда он находился рядом, мое сердце, казалось, начинало беспорядочно и неистово метаться в груди, совсем как «Эквинокс» во время атаки.
Каждый раз, когда пытаюсь определить свои чувства к нему, натыкаюсь на одну и ту же стену: я восхищаюсь им, он привлекает меня, он мне нравится… а дальше – невидимая стена. И я не могу проникнуть сквозь нее.
Все еще сжимая черный опал, я сказала:
– Давайте больше не будем запускать эфемерид.
Окус теперь знал, что я покинула Озеон-6. А мне только это и было нужно.
– Прости, – прошептал Матиас. – Прости, что не защитил тебя.
Затем он вернулся к штурвалу, но его извинения еще долго звучали в моей голове. Матиас попросил прощения за боль, которую причинил не он, но его нисколько не смущало то, что раньше он обидел меня своим недоверием. Для него невозможность спасти меня хуже, чем не верить мне. Теперь я увидела эту стену: Матиас не воспринимал меня как личность, способную вести за собой, он видел во мне младшую сестру, которую нельзя оставить одну.
Пока он и Хайсен работали вместе у экранов, я сидела в носовой части корабля, стараясь сосредоточиться на более важном. Как заработать доверие Дома, если мне даже друзья не верят?
Мы меняли курс неоднократно, но атак больше не было.
– Твой щит работает на удивление хорошо. – Звук собственного голоса казался незнакомым даже мне после столь долгого молчания.
– Еще бы. – Хайсен самодовольно ухмыльнулся и провел рукой по консоли. – Могло ли в этот день случиться что-то еще лучше? Меня и «Нокса» обстреляли непонятно чем, а до этого пират-красавчик похитил ваше сердце.
– Я польщен, – фыркнул Матиас.
Как они могли шутить, когда Окус так силен и опасен, а у нас нет никакого способа остановить его?
* * *
Хайсен так пристально смотрел на меня, словно хотел прочесть мои мысли:
– Что может атаковать через Психоэнергетическую Сеть?
Его слова поразили меня.
– Ты его тоже видел?
– Кого? – Хайсен потянулся к черному опалу, но я сжала его еще крепче и отвела руку.
– Если мы откроем эфемерид, он снова нас найдет.
– Он? – Хайсен нахмурился. – Думаю, ты должна мне кое-что рассказать.
Я спрятала опал в карман на «молнии», где хранила волнофон, и снова ощупала несуществующие синяки на горле.
– Ты что-нибудь слышал о Змееносце?
Удивительно, но Хайсен был знаком с теорией о тринадцатом Доме. Он поведал, что тайное общество «Чертова Дюжина» располагает довольно мощной базой в Доме Весов. Среди моих друзей я была единственной, кто обладал уймой всевозможных сведений о Вселенной. И все же, вдалбливая в меня все эти знания, мама никогда не упоминала о тринадцатом Доме Зодиака.
Я рассказала ему, как встретилась с Окусом в эфемериде, и о том, что он виновен в последних стихийных бедствиях и в нападении на наши спутники. Неожиданно я поняла, почему мне не удалось убедить Матиаса. Разве можно было передать обычными словами весь ужас, который мне довелось пережить при виде жуткого ледяного существа?
Пока я говорила, Хайсен слушал очень внимательно. Вместо того чтобы насмехаться над моей историей, он воспринял всерьез каждое слово. Матиас в это время следил за мониторами. Когда я закончила, Хайсен сказал:
– Древние астрологи утверждали, что первые Хранители могли проецировать сами себя через эфемерид, потому что они тоже когда-то были звездами.
Матиас у экранов состроил скептичную гримасу:
– Это всего лишь теория, никто не знает, считали ли они так на самом деле.
Хайсен смотрел только на меня.
– Даже если и так, это все равно подходит под то, что ты описываешь.
– Но… ты мне веришь? – Мой голос прозвучал слишком робко и наверняка совсем не внушал доверия, но мне было все равно. Я видела только одно: Хайсен не насмехался надо мной, не раздражался, не хмурился.
На его лице отразилось легкое замешательство.
– Моя госпожа, почему я не должен тебе верить?
Повисла пауза, и чем дольше она затягивалась, тем, казалось мне, меньше и теснее становилось пространство корабля. Пока Хайсен пытался выяснить, что он пропустил, Матиас упорно избегал смотреть в мою сторону.
Хайсен не усомнился в моих словах. Он просто выслушал меня и поверил.
– Ты поделилась на этот счет с кем-нибудь в Психоэнергетической Сети? – спросил Хайсен.
– Я не могу. Окус там и все слышит.
– Давайте не будем делать поспешных выводов, Роу, – вмешался Матиас, изо всех сил стараясь сдержать эмоции, отчего лицо его пошло пунцовыми пятнами. – Знаю, что вы совсем не то хотите услышать, но я не единственный, кто не может принять вашу теорию. Разумные люди не верят в Окуса.
Мне хотелось встряхнуть его, но я лишь скрестила руки и смерила холодным взглядом:
– Хайсен мне верит.
Матиас сжал челюсти, сдерживая ярость:
– В самом деле, Роу? Да он просто ребенок.
На это я ничего ему не ответила. Ребенок. Хайсен – мой ровесник или даже старше на год или два. Ребенок. Ребенок. Ребенок. Я мысленно повторяла это раз за разом, точно надоедливый мотив. Но в этом слове скрывалось объяснение того, как Матиас на самом деле воспринимал меня. Он относился ко мне, как к своей младшей сестре, потому что для него я и есть всего лишь ребенок.
