Всхлипнув, она положила платок обратно в свою сумочку, со щелчком закрыв ее.
— Я постараюсь, — сказала она мягко. — Я верю, что Господь может собрать все кусочки моей растерзанной души воедино.
В этот момент мисс Ходдел постучала в дверь. Слегка пошатываясь, она вошла в комнату, неся перед собой поднос с чашками и заварочным чайником, завернутым в желтый стеганый чехол, который она же и связала. Отец Далглиеш подскочил, чтобы ей помочь.
— Я пойду наверх и прилягу, если вы не возражаете. Я вчера навела порядок в вашем кабинете и не хочу возвращаться к этому занятию до тех пор, пока не возникнет в этом крайняя необходимость. Может, я и сама побалую себя чашкой чая. Да, сейчас трудные времена. — Она с наслаждением глазела на изысканно одетую посетительницу, надеясь втянуть ее в разговор. Отцу Далглиешу пришлось практически силой вытолкать ее за дверь.
— Вы, несомненно, заслужили чашку чая, мисс Ходдел. Спасибо, что обслужили нас.
Мисс Ходдел вернулась на кухню, нахмурив брови, и принялась за пирожное, в то время как отец Далглиеш оставался в комнате с посетительницей еще час.
Наконец они вышли, и отец Далглиеш проводил миссис Бэнкрофт Монтегю до дверей.
— Я всегда вам очень рад, приходите в любое время, когда сочтете нужным. Надеюсь увидеть вас на мессе в воскресенье. Думаю, в церкви вы найдете огромное утешение.
Она повернулась к нему и взяла его руку в свою.
— Я хочу, чтобы вы знали, святой отец, я нехороший человек.
— Я не осуждаю людей, миссис Бэнкрофт Монтегю. Я не имею на это никакого права и нисколько в этом не заинтересован. Я лишь указываю им путь, который, как я считаю, является наиболее верным. Мы все грешны.
— Игольное ушко и все такое прочее, — ответила она, ухмыльнувшись.
— Так вы все-таки знаете Писание.
— Немного, — сказала она, улыбнувшись. — В моей семье можно запросто нахвататься таких выражений.
Спускаясь по дороге, ведущей от церкви, она с удивлением почувствовала, что на душе ей стало намного легче.
Никто не хотел погружаться с головой в дела Монти, и меньше всего Памела, которая предпочла бы лучше залечь, как медведь, в зимнюю спячку. Все наконец сдвинулось с мертвой точки благодаря телефонному звонку от семейного адвоката мистера Скрунтера, который просил очень срочно с ним встретиться. Уже прошло больше недели со дня исчезновения Монти. Ничего больше так и не обнаружили. Воды поглотили все его следы, и секрет последних минут его жизни остался навсегда погребенным на недоступном морском дне из каменистых скал.
Офис мистера Скрунтера находился в соседнем городке Ньюки, на главной улице, над агентством по продаже недвижимости, специализирующимся на сдаче в аренду симпатичных домиков на побережье. Арчи вызвался сопровождать Памелу и Селестрию, так как никто из них толком ничего не смыслил в делах Монти, хотя и сам он имел о них довольно смутное представление. Арчи формально являлся исполнителем воли брата, поэтому решение пойти туда было очень правильным, хотя Монти официально еще не мог считаться умершим из-за отсутствия тела. Конечно, полиция проведет расследование, и будет подано прошение в суд, чтобы получить свидетельство о его смерти. И все же Монти поступил по отношению к семье крайне безответственно: по меньшей мере мог бы оставить им тело для захоронения.
Мистер Скрунтер невесело поприветствовал их, пожав руки и пробормотав слова сожаления сквозь свою густую седую бороду.
— Это действительно печальный день, — произнес он, провожая их в свой офис. В комнате царил полумрак, а в воздухе стоял запах сырой шерсти и несвежего сигаретного дыма. — Я знавал мистера Монти еще молодым человеком, когда он отправился в Бразилию на поиски золота. Тогда он был бесстрашным. Кто бы мог предвидеть такой конец?
— Какой позор, что у него не хватило мужества взглянуть в лицо проблемам, какие бы они ни были, — произнес Арчи, присаживаясь.
Мистер Скрунтер прошел на своих негнущихся ногах к стулу Корнуолл был не самым подходящим местом для тех, кого мучил артрит. Он осторожно сел и облокотился на кожаную обивку кресла, пуговицы на его жилете чуть не разошлись, с трудом удерживая его огромный живот.
Он снял очки с линзами из горного хрусталя и принялся протирать их кусочком белой ткани, перед тем как надеть их на свой большой нос, напоминающий по форме картошку.
— Боюсь, у мистера Монтегю был целый букет проблем, — сказал мистер Скрунтер с видом директора, обсуждающего поведение своевольного ребенка с его родителями.
— У Монти? — переспросила Памела. — Проблемы?
Мистер Скрунтер наклонился вперед и открыл большую черную папку. Он поднял подбородок и мельком взглянул поверх очков. На носу его виднелась небольшая поросль кучерявых белых волосков.
— Уверен, вы знаете, что Имперские объединенные инвестиции прекратили свое существование два года назад. — Он замолчал, услышав, как Памела сделала резкий вздох.
— Его бизнес прекратил существование? — переспросил Арчи, застыв от ужаса. Он повернулся к Памеле. — Тебе об этом что-либо известно?
— Нет. — Она нахмурила брови, пребывая в полном замешательстве. — Должно быть, Монти начал что-то другое, так как последние два года он трудился как проклятый.
Мистер Скрунтер отрицательно покачал головой и снова поднял глаза.
— Боюсь, что все его дела были закрыты в последние шесть месяцев. Бэкингемская трест-компания и холдинговая компания «Сент-Джеймс» тоже прекратили свое существование. Нелегко вам об этом говорить, миссис Монтегю, но у вашего мужа были серьезные долги.
— Это, должно быть, какая-то ошибка, — прервал Арчи. — Почему же тогда пару недель назад он ездил по делам в Париж?
— Он сказал, что у него миллион фунтов под менеджмент! — доказывала Памела. — Надеюсь, он не потерял все это?
Мистер Скрунтер с серьезным видом покачал головой.
— Он потерял большую часть на фондовой бирже. Все инвесторы потеряли свои деньги. Оставшееся он забрал себе.
— И что он сделал с этими деньгами? — спросила Памела.
— А вот этого, боюсь, я не смогу вам сказать, миссис Монтегю, потому что сам не знаю. Он приходил ко мне последний раз в четверг и хотел уладить дела на случай своей преждевременной кончины. Конечно же, я ничего не подозревал о его намерениях.
— Он пришел к вам за день до вечеринки? И что он сказал? — Памела взглянула на Селестрию, которая сидела тихо, стараясь уловить каждое слово. Ее губы были непреклонно сжаты, и, когда она посмотрела на мать, выражение ее лица не изменилось.
— Он был возбужден, сказал, что потерял все. Может, поэтому он и ездил в Париж, чтобы узнать, что можно еще спасти.
— Почему он не рассказал обо всем мне? — сказала Памела, отпрянув к спинке стула. — Если все его предприятия стали банкротами, на что же мы тогда, черт побери, живем?
