– А в какую больницу отвезли тогда Соню?
– В областную детскую, что на площади Свободы. – Анжелика вздохнула. – Сонька всем рассказывает, что мать напилась таблеток, мне иногда кажется, что она и сама уже в это верит, так ей легче, я думаю. У Соньки есть дар – отсекать неприятное и просто забывать о нем, создавая для себя другую реальность и другие воспоминания, ненужное где-то хранится, как весь хлам хранится на чердаке в ее доме, и все, что я вам рассказала, можно проверить. Но Соньке напоминать без особой нужды не надо. Правда, я не могу взять в толк, как вам это поможет узнать, кто убил Лизу.
– Мы просто собираем всю информацию, какую возможно. – Денис снова налил себе сока. – А теперь, Анжела, я прошу рассказать мне все, что ты помнишь о том дне, когда пропала Лиза Шумилова.
– Это просто. – Анжелика посмотрела в окно, за которым уже сгущались сумерки. – Я тот день много раз прокручивала в памяти, и сама, и с Соней. Они все тогда пошли к Андриевским, была годовщина со дня смерти профессора Андриевского. Ну, меня туда, конечно, не позвали, так что я осталась у Шумиловых, сидела в беседке у озера и ждала Лизу. Мне она конфет насыпала, книгу я взяла у Сони в комнате, читала и ела конфеты. Всяко лучше, чем в нашей лачуге. Они вернулись где-то часа в два пополудни, я как раз дочитала до половины. Старик с женой и папашей Лизкиным пошли к колбам, психопатка поплелась в дом, а Лизка пришла ко мне и села рисовать. Вот тот альбом, что я вам дала, как раз и есть ее последний. Она рисовала все, что видела в тот день.
– А Сони не было?
– Нет, Витя, Соня удрала с Дариком на речку, так мне Владька сказал. Он подошел сразу за Лизкой и съел последнюю конфету. Вот он и сообщил, что Соня и Дариуш удрали через забор на реку, а его не взяли, потому что надо было у его мамы разрешения спрашивать, а там же и психопатка сидела, она бы Соньку не отпустила. Владик был очень славный ребенок, хорошее такое дите из хорошей семьи. Деревенские, знаете, совсем не такие, к десяти годам они уже многое видели такого, чего детям видеть нельзя. Владик был внуком профессора медицины Оржеховского, и мать у него была детским врачом, как приезжала на дачу, так к ней разве что в очередь не выстраивались мамаши с детьми, она никому не отказывала в помощи, никогда. И так мы сидели, Лиза рисовала, я читала, а Владик просто смотрел, что она рисует. Потом она спрятала альбом и карандаши в рюкзак и поднялась. Я поняла, что она хочет пойти погулять, и мы пошли, а Владька остался. Я велела ему идти домой и даже близко к озеру не приближаться. Помню, когда мы были на речке, его позвала доктор Оржеховская. Она отчего-то всегда очень боялась, что Владька утонет. Ну, он, конечно, лез к воде, как маньяк – ужас, до чего любил в реке бултыхаться! Сонька частенько брала его с собой, но всегда строго следила, чтобы он, не дай бог, и правда не утоп, в нашей реке водовороты такие, что люди тонули, и скотина тонула не раз. Ну вот, я увидела, что Владьку увела мать, и мне как-то спокойнее стало – озеро глубокое, и река рядом, и по-хорошему я должна была отвести мальчишку домой, передать матери из рук в руки, но мне было лень тащиться по жаре к Оржеховским, и Лиза могла уйти без меня, так что когда забрали Владьку, я была рада.
– Там большие участки, как Оржеховская так быстро появилась?
– Вить, там по сей день есть дыра в заборе, они всю дорогу через нее шастали друг к другу. – Анжела усмехнулась. – Участки огромные, конечно. Кто бы стал в обход тащиться, сам подумай. Даже старик иногда лазил через эту дыру к профессору Оржеховскому, они в шахматы играли время от времени. Вот туда они и утянулись, а мы с Лизкой пошли вдоль берега. Мне очень хотелось к ребятам, но Лизка прошла мимо них.
– Сколько было примерно времени?
– Может, часа четыре или около того. – Анжелика нахмурилась. – Мы перешли через овраг и пошли в Привольное, Лизка иногда бывала у меня. Мы зашли в дом, я налила нам молока – мать держала коз, и молоко стояло на столе в кувшине. Мы его выпили с черным хлебом. Потом вошла кошка, Лизка стала ее рисовать, разложила карандаши и альбом. А потом мама пришла и попросила меня отнести соседке денег – она занимала и вот смогла отдать. Лиза пошла за мной, а ее альбом так и остался, и рюкзачок, и карандаши. Никто о нем потом и не вспомнил, а я не стала напоминать. Мне хотелось оставить все себе – на память. Мы пошли к соседке, я отдала ей деньги, и через ее огород мы спустились снова в овраг. Там целые лабиринты, мы шли, а потом я зацепилась за корягу и сильно разодрала ногу. Лиза увидела кровь, вдруг начала кричать и побежала. А я не могла сдвинуться с места, коряга проткнула мне ногу, вот, до сих пор след остался, а тогда рана была жуткая, я застряла ни туда, ни сюда, и Лиза меня бросила.
Анжелика подняла красную шелковую брючину, и Дэн увидел большой кривой рубец на ее икре. Видимо, рана была действительно очень серьезная.
– И как ты выбралась?
– Вить, я не выбралась. – Анжелика горько усмехнулась. – Когда Лиза убежала, я поняла, что осталась одна. Мне надо было освободить ногу, но проклятая коряга вцепилась в меня насмерть, кровь хлестала так, что я силы начала терять. Кричала, звала Лизу, но ее и след простыл. Я очень испугалась, и тут вдруг появился этот человек.
– Какой?
– Вить, я не знаю. Я и тогда не знала, кто он. Незнакомый мужчина, он отломил корягу и так, вместе с куском дерева в ноге, вынес меня из оврага. Я его до этого никогда не видела. – Анжелика потерла рубец, словно он еще болел. – Я ему сказала, чтобы отнес меня к Елене Станиславовне, а докторша позвала своего отца, и они вдвоем извлекли деревяшку, почистили рану и зашили. Потом профессор Оржеховский отвез меня домой на своей машине и велел пить таблетки, которые они мне выдали.
– А что это был за человек?
– Да не знаю я! – Анжелика досадливо тряхнула кудрями. – Меня сто раз спрашивали, но я никогда до этого его не видела и после не встречала.
– А узнала бы?
– Дэн, у меня память на лица фотографическая. Конечно, узнала бы. Он был высокий, светловолосый, одет по-городскому, под правым ухом шрам был крестообразный, он меня нес, и этот шрам все время перед моими глазами был. Но я его не знаю, мы с ним ни о чем не говорили, он просто успокаивал меня – ну, потерпи немножко, потерпи, уже скоро. Мне тогда как-то не до разговоров было.
– Ну, это понятно. А доктор Оржеховская его не видела?
– Нет. – Анжелика устало потерла виски. – Он принес меня, усадил на крыльцо и сразу ушел, а тут Елена Станиславовна из дома вышла. Она только кровь увидела и деревяшку эту, тут же позвала своего отца, и они вдвоем занесли меня в дом, там у них был кабинет для приема больных – к ним ведь многие обращались, в деревне доктора пойди найди, а тут целый профессор и его дочь, отличный детский врач. Народ понимал, что люди в отпуск приехали, так ведь деревенские попусту никогда не потревожат, только если что-то серьезное… Вот и у меня оказалось «что-то серьезное». Укололи мне наркоз около раны, ну и дальше, как полагается. Я тем временем сказала, что Лиза куда-то убежала. Елена Станиславовна тут же позвонила Шумиловым, чтобы спросить, вернулась ли с прогулки Лиза, но ее не было.
