— Хорошо, Ури, не волнуйся, я справлюсь.
— В этом я абсолютно уверен. Как интернат и спутник?
— В порядке.
— Хорошо. Жди моего звонка.
Вхожу в дом. Мирная картина семейного завтрака захватывает меня теплой, ласкающей волной. Дети тихо сидят по обе стороны дубового стола. Во главе стола — Витя, с противоположного конца — Двора.
Огромное блюдо наполнено доверху фруктами из сада — персики, сливы, абрикосы, черешня матово поблескивают в солнечных лучах. Румяные пышные лепешки дымятся на широких керамических тарелках. Прозрачный желтый мед. Белый козий сыр в глиняной крынке обильно полит оливковым маслом.
Витя читает молитву — — благословение перед едой. Не хочется сообщать им сейчас о взрыве автобуса.
Тихо сажусь за стол, но Двора моментально улавливает мое состояние.
— Что-то случилось, Эсти?
— Да. Террористический акт в Хайфе. Сейчас будут передавать в «Новостях».
Витя усиливает звук.
— «...Десять погибших. Около сорока раненых. Машины „скорой помощи“ и полиции уже прибыли к месту взрыва».
— Семь тридцать утра. Люди ехали на работу. Автобус, конечно, был переполнен.
Мальчишки вопросительно смотрят на отца.
— Мне звонил сейчас наш редактор, сказал, что нужно съездить — взять интервью. Он через час даст адрес.
— Понятно. Давай завтракать, и поедем.
Приезжаем в Витину лабораторию.
Я еще вчера собрала всю информацию о спутнике, сделала интервью, просто моя машина осталась в Технионе, и Витя предложил зайти к ним, подождать, пока Ури сообщит мне, куда ехать в Хайфе.
Я сделала себе кофе и сижу в маленькой уютной кухне для работников лаборатории.
Мужчина лет пятидесяти пяти, не очень опрятный, немного странный на вид, просит разрешения сесть за мой столик. Соглашаюсь из вежливости.
— Вячеслав Семенович Швыдко, инженер-конструктор космических систем, — подает он мне руку. — Извините, что нарушаю ход ваших мыслей, но мне необходимо с вами поговорить как с корреспондентом центральной газеты на иврите.
— Я вас слушаю.
— Не знаю, с чего начать...
— Начните с главного, потому что минут через пятнадцать я должна ехать.
— Понятно. Спасибо, что предупредили. Тогда так: я являюсь крупным специалистом в области космической техники. Проработал на Байконуре двадцать пять лет.
У него отвратительно пахнет изо рта. К тому же Вячеслав Семенович говорит тихо и наклоняется ко мне слишком близко. Беседа превращается в пытку.
— Понятно, — ободряюще улыбаюсь ему в ответ, — и все же переходите к главному.
— Это и есть главное, потому что я вам заявляю как профессионал и специалист: спутник не взлетит!
«Бомба! Сенсация!»
Мгновенно представляю себе зачисление в штат редакции со всеми вытекающими отсюда приятными последствиями. Меня берут на место пенсионера Барлева!
Мерзкий запах Швыдко становится почти неосязаемым.
— Как это — не взлетит?
— Так. Я читал договор, который подписан с русскими. Спутник будет выводить на орбиту списанная ракета-носитель семидесятого года выпуска. Максимум, заметьте, максимум, отойдет одна ступень из трех. А все остальное, в том числе наш восхитительный спутник, разлетится на части в верхних слоях атмосферы.
— Вы уверены, Вячеслав Семенович?
— — Абсолютно. Заявляю вам как профессионал с двадцатипятилетним стажем работы.
— Зачем же израильтяне подписали этот договор?
— Их просто облапошили. Н-да!
— Вы говорили об этом кому-нибудь из начальства?
— Говорил. Неоднократно. Мне сказали: не вмешивайтесь не в свое дело и занимайтесь исключительно разработкой спутника, и исключительно той областью, которую вам поручили.
— Сколько времени вы в Израиле?
— Полгода.
— Понятно. Ивритом не владеете.
— Абсолютно. Я говорил с русскоязычным директором проекта, который живет здесь тридцать лет. Этот директор принимал активное участие в поисках российских партнеров и подписании договора о запуске... Он очень самоуверенный молодой человек. В общем, Дов сказал мне, что, если я не перестану говорить глупости, он меня уволит.
— Жаль. Полгода в стране — и уже имеете работу по специальности. Это большое везение, Вячеслав Семенович.
— Да, но меня ничто не остановит. Я специалист и прекрасно понимаю, что деньги, выделенные на спутник, заметьте, огромные деньги, будут пущены на ветер в прямом смысле этого слова... На ветер в верхних слоях атмосферы.
— Но, может быть, есть хоть какой-то шанс?
— Никакого. Ноль.
— Зачем же они подписали этот договор с русскими?
— Я же вам объяснил — их облапошили.
Звонит Ури.
— Извините. Да, Ури, записываю адрес. Все ясно. Буду там через полчаса.
Беру номер телефона у Вячеслава Семеновича, Выхожу из кухни, чтобы попрощаться с Витей. Он сам идет мне навстречу.
— К кому тебе нужно ехать? Редактор сообщил уже? — Витя сосредоточенно смотрит на меня, какая-то мысль, кажется, не дает ему покоя.
— Да. Погиб молодой парень. Иностранный рабочий. Украинский. Нужно поехать по адресу, где он жил.
— Так я и думал. Я знаю этот маршрут. В этом автобусе обычно едут иностранные рабочие утром. Только, как правило, в семь утра. А этот задержался. Я поеду с тобой. Разреши мне...
— Зачем?
— Тебе нежелательно появляться в этом квартале одной. Там трущобы... Много грубых мужчин. Ну, работяги, без жен... Возьми меня. Я не буду тебе мешать.
— Хорошо. Спасибо, Витя.
Сообщение Швыдко о спутнике не дает мне покоя. Если подписали договор, не разобравшись, то почему не могут расторгнуть его и уличить Россию в обмане? Может, уже нельзя расторгнуть? И разве русские не должны будут платить компенсацию за нанесенный ущерб? Интересно, Витя знает что-то об этом? Наверняка. Надо поговорить с ним, прежде чем идти к руководителю проекта.
— Я знаю, что рассказал тебе Швыдко, — говорит Витя, как только мы выезжаем из здания Техниона.
— Да? И что ты про это думаешь?
— Если бы мы не учились с тобой в одном классе...
— Знаешь, Витя, давай поговорим на эту тему после встречи с украинскими рабочими. Я не очень хорошо вожу машину. Дорога петляет. А разговор серьезный.
— Да. Ты права. Разговор действительно серьезный. Через двадцать минут живописный склон горы неожиданно превращается в захламленные дворы и странные строения непонятной формы. Трущобы...
