— Позвоню Одиль, она пришлет мне денег на билет домой, — ответила она.
— Ты собираешься домой?
— Нет, не собираюсь.
Опять загадка. Она одновременно собирается домой и не собирается. Но это она, его Русалка, — такая, какой он ее любит.
Они дошли до его переулка, свернули и вскоре уже входили в ворота.
— А хозяева твои ворчать не будут? — спросила она с опаской. — Может, нужно законспирироваться?
— Нет, Русалка, конспирироваться нам больше не нужно. Мы теперь свободные люди, — рассмеялся он. — Я тебя завтра познакомлю и с хозяевами, и с Премом — моим соседом и другом.
— Сосед? Это интересно… — сказала она, поиграв глазами. — Он молодой и симпатичный, как ты?
— Ты хочешь знать, такой ли он, как я?
— Да.
— Зачем? Чтобы разбить сердце еще одному мужчине?
Она в ответ только расхохоталась.
Они поднялись на третий этаж, остановились перед дверью его комнаты, и он принялся возиться с ключом. И пока гремел ключом в замочной скважине, отворилась соседняя дверь.
— Привет! Что, ключ заело? — На пороге появился Прем и тут же попятился. — Ой, прости, Энди, не знал, что ты не один…
Энди обернулся и увидел, что Астрид уже протягивает Прему руку.
— Привет! Меня зовут Русалка. А ты — Прем?
— Да. Очень приятно, Русалка. Много слышал о тебе, — сказал Прем и принялся пожимать ее руку.
— И что же ты обо мне слышал, Прем? — спросила она, блеснув глазами.
— Уверен, что ты сама уже много раз слышала это, — ответил дипломатичный Прем. — Рад, что наконец увидел тебя. Может, зайдете оба на чай?
Энди наконец открыл дверь, включил в комнате свет и теперь тихо кипел. Кипел, ожидая ее ответа на приглашение Према.
— А что? Почему бы нам не выпить чаю с твоим соседом, Куку? — спросила она, продолжая издевательски блестеть глазами.
Энди хотел ей сказать, что мог бы и сам приготовить ей чай. Тем более что все, что могло закипеть, уже кипело. У него внутри.
— Смотри сама. Если ты не устала и хочешь пообщаться… — вместо этого пробормотал он, пожимая плечами.
Она на пару секунд задумалась. И в конце утешила:
— Спасибо, Прем, но будет лучше, если мы зайдем к тебе на чай завтра. Сейчас уже поздно, и мы оба устали.
— Как хотите, — легко согласился Прем и попытался заглянуть в глаза Энди. Но тот, насупившись, подпирал косяк своей двери и смотрел куда-то в темноту. — Что ж, тогда до завтра. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Прем, — сказала она.
— До завтра, Прем, — пробурчал он.
Прем скрылся за дверью, а он сделал жест, приглашая ее войти.
— Прошу, Русалка. Только не обращай внимания на бардак.
Она вошла и тут же повалилась на кровать.
— И это бардак? — рассмеялась она. — У тебя идеальный порядок по сравнению с тем, что обычно делается в моей комнате!
И все же он быстро подобрал с полу носки и брюки, сдул со столика у кровати пыль и закрыл книгу. Потом собрал рубашки, развешанные по стульям, и запихнул их в шкаф.
— Теперь порядок, — объявил он. — Вот тут душ и туалет… — Он указал рукой на дверь. — Вон там, в углу — кухня. Чувствуй себя как дома, Русалка.
Едва он проговорил это, она вскочила с кровати и стала снимать с себя одежду. Сначала ее легкие брюки пролетели по комнате огромной птицей и повисли на краю только что освобожденного от ноши стула. Следом за брюками полетела майка. Но не долетела и приземлилась на полу, у ножки стула. У Энди, как всегда в таких случаях, только открылся рот, но слов не нашлось.
Теперь дело оставалось только за ее нижним бельем. Она завела руки за спину и стала возиться с застежкой лифчика. И, глядя на ее мучения, Энди не выдержал.
— Я тебе помогу? — предложил он, недоумевая, что побудило ее к резкому желанию раздеться.
— Да, Куку, помоги, а то я с ума сойду, пока расстегну ее, — сказала она.
Он вмиг оказался за ее спиной и одним легким движением пальцев разделался с застежкой. А что теперь? — застыл в его глазах мучительный вопрос.
А ничего. Она стащила с себя трусики, оставила их на полу у кровати и, стоя перед ним в чем мать родила, посмотрела на него.
— Ну что ты смотришь на меня так, как будто никогда еще не видел меня голой? — удивилась она. — Сам же сказал, чувствуй себя как дома. Вот я и собираюсь принять душ. Кстати, полотенце найдется?
Энди бросился к шкафу, достал полотенце и вручил ей. И она скрылась за дверью ванной. А он еще с минуту стоял посреди комнаты. Ошарашенный. А потом вдруг сообразил, что следует сварить ей чай, и бросился на всех крыльях на кухню. Потому что, когда она выйдет из душа, ей непременно захочется чаю. Нормального, ромашкового. А не какой-нибудь гремучей смеси, которую они когда-то пили в его бунгало на Корсике.
Через полчаса она появилась из ванной, обмотанная полотенцем, с завязанными на затылке узлом мокрыми волосами. Появилась и тут же бросилась в свежую постель, приготовленную для нее. Забралась под легкое одеяло и заметила на столике чайник.
— Это чай? — спросила она.
Он кивнул.
— Для тебя.
Она скривилась.
— А посерьезнее ничего не найдется?
— Извини, Русалка, но я не знал, что у меня сегодня появится такая привередливая гостья, которая перед сном пьет исключительно серьезные напитки. Не успел подготовиться.
— Что ж, чай так чай, — вздохнула она. — Наливай чаю.
Он разлил чай, подал ей. Она отпила и улыбнулась.
— Ромашковый. Мой любимый. — Она с удовольствием отпила еще и глянула на него. — А может, и пожевать что-нибудь найдется?
— Конечно, найдется, — оживился он. — Сандвичи с сыром?
— Пойдет.
Энди помчался на кухню, вспомнив ту ночь на Корсике, когда она заснула, не дождавшись его сандвичей. Может, теперь он все же успеет накормить ее перед сном?
Но он опять не успел. Потому что, когда вернулся в комнату с горячими сандвичами, застал уже знакомую картину. Она спала. Самым бессовестным образом спала, свернувшись котенком и нежно обнимая подушку.
Разбудить ее? Нет, пусть лучше спит. Вымоталась, небось, бедняжка. Он погасил свет, включил настольную лампу и, усевшись на матрас на полу, принялся уминать и ее и свои сандвичи.
Ничего, пусть она теперь спит. Завтра утром он накормит ее королевским завтраком.
Энди проснулся с чувством необъяснимой тревоги. Открыл глаза и первым делом глянул на кровать. Так и есть. Она ушла. Об этом говорит скомканное одеяло и свалившаяся на пол подушка. И неживая тишина в доме. И еще это ужасное ноющее чувство, которое внезапно вломилось в его душу.
