— Мне казалось, всё это слишком хорошо, чтобы быть правдой: где-то они хитрят.
— «Мерлин»? Хитрит? Ты, должно быть, сошёл с ума, Чарлок. Фирма надёжная как скала и очень почтённая. Тебе чертовски повезло, что ты попал в неё в твоём возрасте и с тем, чем ты занимаешься. На твоём месте я бы ни секунды не сомневался. Откровенно говоря, я довольно хорошо знаю Мерлина, поскольку однажды по просьбе «Таймс» писал статью о наших левантийских коммерсантах. Я начал собирать сведения о нём, но зашёл в тупик: не хватало материала; Пехлеви препятствовал мне под всякими мелкими предлогами — не этот Пехлеви, а Джулиан, что возглавляет лондонское отделение. Меня это, конечно, не могло удовлетворить, потому что в их устах история Мерлина просто романтическая сказочка о бедняке, который усердным трудом достиг богатства. Он начинал очень скромно, после того как курсантом военно-морского училища дезертировал со своего линкора, когда тот находился на стоянке в гавани Полиса. Занимался виноторговлей, затем с истинно шотландской рассудительностью мало-помалу начал расширять бизнес: шкуры, уголь, зерно, опийный мак из Ливана, кат из Йемена, табак, возможно, небольшая работорговля на Красном море… Дело росло медленно, но неуклонно, в конце концов превратившись в огромную фирму, которой он не мог управлять в одиночку. Тут и появляются братья Пехлеви — бог знает где Мерлин откопал их; нельзя представить себе двух людей более непохожих по характеру и образованию. Иокас… ну ты знаешь его. Джулиана я никогда не видел, только слышал о нём. С блеском заканчивает Оксфорд, какое-то время служит в Британском банке, затем завоёвывает Лондон для Мерлина. Когда Мерлин сошёл со сцены, фирма разделилась на два самостоятельных подразделения, как клетка, которая размножается делением, — или, скорее, как Западная и Восточная церкви; только они, конечно, заодно, эти двое братьев. У Джулиана все банковские операции, инвестиционные проекты, производство, акции и облигации и прочее в том же роде, тогда как это отделение, куда ты вступаешь, главным образом занимается продажей сырья для промышленности. Стамбул традиционно остаётся стратегическим entrepôt[50]для всего, что идёт по Чёрному морю в Средиземное. Не гляди так мрачно, Чарлок. Одним росчерком пера, приятель, ты можешь обеспечить себе больше, чем просто финансовую независимость, — богатство, а также возможность спокойно заниматься своей работой. Мне не по себе становится, стоит подумать, как тебе повезло.
— А что скажешь о Бенедикте Мерлин, этой дочке, брюнетке?
— Брюнетке? Она блондинка — или один из нас дальтоник. Да, припоминаю, она обожает носить разные парики. Но клянусь, она блондинка, и очень хорошенькая. Вот тебе ещё один приз, за который стоит побороться. Должен сказать, что она одна из самых богатых женщин в мире.
— Но она вдова. Причём они предпочитают не называть её по фамилии мужа.
— Да, кажется, вдова. Никогда не видал её мужа. Я поднялся и задумчиво допил свой шерри.
— Ладно, — сказал я. — Оставляю пока документы тебе, посмотри внимательней. И если твоё мнение не переменится… Ну, не знаю. — Я ощущал какое-то смутное, но стойкое внутреннее сопротивление перед шагом, который окончательно и бесповоротно свяжет меня с фирмой, — хотя и не мог привести ни одного разумного аргумента против этого. Непонятно, но это так.
— Как знаешь, — разочарованно сказал Вайбарт. — Но я вот что скажу: в мире, где все идут на компромиссы и ради куска хлеба занимаются делом, которое им не по душе, остаётся только завидовать парню, получившему такое предложение.
— А если бы ты получил такое предложение, что сделал бы ты?
— К чёрту дипломатию, всё это так ничтожно по сравнению с жизнью и… нет, лучше промолчу, Чарлок, лучше промолчу.
Я вздохнул с пониманием, эту жалобу я уже слышал прежде.
— Знаю, — сказал я. — Ты мечтаешь писать. Вайбарт застонал и взъерошил светлые волосы. Улыбнулся своей чудесной улыбкой и застенчиво кивнул.
— Дорогой мой Чарлок, — сказал он. — Я постоянно ношу в себе книгу, но я не разрожусь ею, пока НЕ ПРОСНУСЬ. — Последние слова он выкрикнул во весь голос и с такой силой стукнул кулаком по столу, что я вздрогнул. — Извини, — сказал он. Жена спросила из соседней комнаты, что случилось. — Ничего не случилось, всё в порядке, — раздражённо крикнул он в ответ и, обращаясь ко мне, сказал: — Вот в чём вся беда. — За его дурачествами чувствовались подлинные гнев и разочарование. Вайбарт был милой и явной жертвой своей образованности. — Надо было спасаться бегством, пока меня не охватил дипломатический зуд, — продолжал он. — Да что угодно лучше, чем жить в вечном страхе совершить по неосторожности какую-нибудь ошибку.
Я рассмеялся и предложил пройтись, чтобы его настроение улучшилось, и он с готовностью согласился проводить меня до места, где я условился встретиться с Сакрапантом. Пока мы шли, он говорил не умолкая, перемежая свою беспорядочную саморазоблачительную болтовню слухами, пикантными подробностями о фирме, порой поражавшими меня своей неправдоподобностью — или, во всяком случае, противоречащими тому, что, по моим представлениям, было на самом деле. Например, что Сакрапант, мол, первоклассный стрелок из пистолета и завоевал множество кубков; что Джулиан заказал для дворца Мерлина коринфские колонны, потом разбил их и разбросал обломки вокруг, чтобы всё напоминало руины древнегреческого храма,
— Но позволь мне рассказать о себе, — сказал Вайбарт, всё ещё охваченный страстью к самобичеванию. — Это единственное, что меня по-настоящему волнует. Я, Чарлок, вышел из интересной семьи, уходящей корнями к временам Тюдоров, и её отпрыски были известны распутством, упадничеством, филистерством и эгоизмом. Но где всё это во мне? Налицо вырождение наследственных свойств, поскольку я отличаюсь умом и благонравием. Я ничем не могу похвастаться перед тобой, кроме лености, претенциозности, самообольщения и лицемерия. Можешь сказать, что и этого вполне достаточно, что и это плохо. И вечно мне таким оставаться и внушать жене советника, танцуя перед ней, как боа-констриктор, что я не такое уж ничтожество?
— Почему бы и не попробовать?
— В том-то всё и дело, — грустно сказал он. — Меня не устроит ничто иное, кроме совершенства. И тебя, так мне кажется, не устраивает быть просто приятным малым, тактичным и полным всяких идей изобретателем — хотя почему бы и нет? Это как если бы мои родители купили мне дорогущую тачку, послали учиться в Уинчестер, а я оказался слишком ленив, чтобы возделывать сад. Это унизительно. — Он стукнул себя тростью по ноге и выругался. — С другой стороны, как можно верить в литературу? Разве то, что в ней сейчас творится, может вдохновить начинающего? Венки из ревеня, петрушки, шалфея, руты — для первоклассных писателей. Из мишуры — для новых. Почётные звания, что-нибудь вроде «Певчий дрозд из Финчингфилда»[51]. Это, мягко говоря, удручает.
— Ну, не знаю, что тебе посоветовать.
