— Я хочу одного — поторопить время. Двадцать один день до свадьбы для меня слишком долгий срок!
— Брюс, через три недели состоится церемония, а наш медовый месяц мы можем начать хоть сейчас…
— Дурочка, — засмеялся Брюс, обнимая невесту. — Ты уверена, что в таком случае мы сумеем к назначенному часу встать с постели? Я, например, не ручаюсь.
— Ты прав, я за себя тоже не поручусь.
— Вот почему мне и нужно поскорее убраться, пока мы оба не потеряли головы…
Бетси Шарон обвенчала Джесси Морден и Алана Бейтса в большой гостиной Реджвуда. Присутствовали только свои. Исключение составил лишь адвокат Матьюс, старинный приятель новобрачных. За праздничным столом, когда полагающиеся по такому случаю слова уже сказали, он поднялся и обратился к радостно-возбужденной Пэгги.
— Дорогая мисс Макинрой. Поскольку вот уже сорок лет я являюсь официальным поверенным в делах семьи, которую вы представляете, окажите мне последнюю честь…
— Да не тяни же! — как всегда властно вмешалась пасторша.
— На свадьбе Пэгги и Брюса я отказываюсь выступать в качестве свидетеля… — Присутствующие недоуменно смолкли, адвокат же, довольный произведенным эффектом, продолжил: — Ваш отец — Стивен Денни Макинрой — был мне больше чем другом… Сочту за честь, если вместо него я поведу вас к алтарю…
Благодарные слезы хлынули из глаз девушки.
Когда две недели спустя она поднималась по каменным ступеням дорфилдской церкви, плечо и рука старика Матьюса пришлись очень кстати. Перед глазами Пэгги все плыло, ноги дрожали, знакомые и незнакомые лица слились в расплывчатое пятно, звуки гимна «Грядет невеста» доносились словно издалека, солнечные блики, пробивавшиеся сквозь цветные витражи, сказочным ковром устилали ей путь, показавшийся длиною в вечность…
Твердая ладонь Брюса, в которой потонули ее дрожащие пальцы, возвратила Пэгги к реальности. Вслед за женихом невеста повторила слова клятвы перед алтарем, потом они надели друг другу обручальные кольца, и губы Брюса бережно коснулись ее губ.
Если честно, Пэгги не запомнила ни-че-го. В памяти всплывали малозначительные детали вроде того, как щекотала ее шею вуаль, как мешали кружевные перчатки.
После свадебной церемонии в церкви начался многолюдный прием в Реджвуде. Джесси Морден и Энн сбились с ног, организуя все по высшему разряду. Речи, здравицы, оркестрик, игравший танцевальную музыку, неподдельное веселье гостей… Улыбаясь, Пэгги и Брюс сидели во главе стола, и каждый из них в душе мечтал о минуте, когда они наконец останутся наедине.
Конечно, Пэгги чувствовала себя бесконечно счастливой. Ее избранник вел себя по-рыцарски деликатно. Большой, статный, добродушный, он трогательно опекал молодую жену, шутливо, но твердо отваживая тех, кто назойливо наставлял ее неписаным правилам: кому в семейной жизни быть головой, а кому шеей.
Энн часто появлялась у них за спиной. Роль главной распорядительницы ей явно удалась, поэтому столь неожиданным и стал вопрос, с которым она вдруг обратилась к Брюсу:
— Что-нибудь слышно о Вилли?
В первый момент он опешил.
— Ты хочешь его видеть?
— Нет, — нахмурилась Энн. — Просто не оказался бы он где-нибудь рядом, хотя вряд ли этот господин решится посмотреть мне или вам в лицо.
— Я слышал, брат купил билет на пароход и отбыл куда-то на юг.
— Искать очередную дуру вроде меня, — горько усмехнулась Энн. — Извините меня за бестактность. В такой день я не должна была бы напоминать вам свою не очень красивую историю.
Неловкость момента сгладил один из молодых людей, пригласивших Энн танцевать.
— Мне жалко бедняжку, — провожая «сестренку» глазами, сказала Пэгги. — Она долго еще не оправится от пережитого.
— Не волнуйся, жизнь и молодость возьмут свое, посмотри, как она эффектна, без жениха такая невеста не останется, — засмеялся Брюс и потянул Пэгги за руку. — По-моему, никто уже не заметит, если мы сбежим.
В спальню он нес ее на руках.
Ближе к вечеру приглашенные начали расходиться. Захлопали дверцы, заворчали моторы отъезжавших автомобилей. Гостиная, куда вошла провожавшая гостей Энн, напоминала покинутое поле битвы: стулья, кресла сдвинуты по углам, на столах горы посуды, на полу лепестки цветов. Энн рухнула на диван — так сказывалась усталость. В доме воцарилась абсолютная тишина. Вдруг резко зазвонил телефон. Мужской голос требовал соединить с Пэгги Макинрой.
— Боюсь, не смогу выполнить вашу просьбу, — ответила Энн, покосившись на лестницу, ведущую на второй этаж. — Она сегодня вышла замуж и отправилась в свое свадебное путешествие. Вы хотите что-нибудь Передать?
— Как долго ее не будет? — с отчаянием спросил мужчина.
— Точно не знаю, возможно, пятьдесят лет, — пошутила Энн.
— О, это ужасно! — простонал тот. — Поверьте, мне не до шуток. Меня зовут Майкл Эндрок, я издаю книги мисс Макинрой. По графику я должен сдать в типографию рукопись ее романа в ближайшее время, а от автора ни слуху ни духу. Меня еще никто так не подводил!
— Минуту, подождите гневаться напрасно. Насколько я понимаю, речь идет о бандероли, которую она собственноручно на днях отправила в Нью-Йорк на ваше имя?
— Так отправила, или вы меня разыгрываете? — подозрительно переспросил издатель. — Я хочу знать правду.
— Да, — ответила Энн. — Она просила всех домашних сообщить, если вы позвоните, что рукопись уже в пути, а автор в отпуске по семейным обстоятельствам…
— Смотри, светает… Встает наш первый рассвет.
Сквозь неплотно сдвинутые шторы в спальню новобрачных робко заглядывало утро. Пэгги тихонько засмеялась.
— Ты хочешь сказать, Брюс, пора вставать?
— Нет, конечно, — нежно целуя жену, сказал он. — Может быть, передохнем, а?..
— Просишь пощады? — опять рассмеялась Пэгги, притягивая его к себе. — Я ждала всю жизнь и не намерена так скоро покидать объятия любимого.
— Глупышка, видела бы ты, какие черные круги у тебя под глазами.
— Это ты глупец. Забыл, на ком женился? От отца по наследству мне досталась проклятая аллергия, зато от матери, да будет Господь милостив к ней, неуемные желания плоти. У меня внутри все пылает.
— Ах так? Ты пока еще не знаешь, что такое настоящий пожар, берегись, если я разожгу его.
С неистовой страстью он ласкал ее грудь, живот, бедра, заставляя вздыматься податливое под мужским натиском, трепещущее женское тело. Пэгги стонала и вскрикивала, тогда Брюс как будто отступал, затем вновь и вновь со всей мощью бросал ее в блаженство сладостной боли.
— Еще?.. Ты хочешь еще?..
Она ответила ему жадным поцелуем, говорившим куда красноречивее любых слов.
Послеполуденное солнце, заглянувшее в спальню уже из боковых окон, застало все ту же картину — мужчину и женщину, позабывших обо всем, кроме любви.
