Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
— Это да, — кивнул Зализа, вспоминая мельницы и мануфактуры, мимо которых ходили опричные отряды учить уму-разуму беспокойных уездных бояр. — Там про тишину, что над Северной пустошью стоит, давно позабыли.
— В Москве торговать надобно, — выдал наконец свою заветную мечту куземкинский купец. — В нищей Европе хорошего капитала не наживешь, хоть все их серебро да золото собери. Земли дикие, товару толкового мало, руки у них у всех кривые. Что от них хорошего привесть можно? Сукно да бумагу англицкую, вино французское. Мебель в Италии да Германии изящную строгают. А в Ливонии кроме гонору и вовсе ничего нет. Вот и все. А в Москве торговлю вести настоящий товар нужен. Редкостный. Обычного там и так полно.
— Так вот чего ты от чужеземцев хочешь, — понял Зализа. — Да, они люди странные. Могут и впрямь чего хитрого удумать. Ладно, утром отправимся.
* * *
Утром траву уже в который раз покрыла изморозь — но на этот раз первые солнечные лучи не растопили ее, а лишь разукрасили множеством искорок. Обеспокоенный купец, взяв коня, умчался к реке и вскоре вернулся, потемнев лицом.
— Никак случилось что, Илья Анисимович? — поинтересовался Зализа.
— Холодно, Семен Прокофьевич, — купец нервно погладил окладистую бородку. — Река вот-вот встанет. Кабы ладья не вмерзла.
— Так у нас каженный год зима, Илья Анисимович, — удивился опричник. — Никак не знал?
— Успеть хотел, Семен Прокофьевич. Тебя навестить, товар последний распродать. Для весенней навигации пеньку и сало запасти.
— Не успеешь, Илья Анисимович, — покачал головой Зализа. — Или сейчас уходить надобно, пока стремнину льдом не закрыло, али до весны оставаться. Но тогда на Каушту съездить не успеем.
— А может, на ладье поднимемся? — с надеждой спросил Баженов.
— Ладья по Суйде не пройдет, — развел руками опричник. — Река слишком мелкая. И узкая.
— Тогда поскакали верхом, — перекрестился купец. — Бог даст, успеем.
Потрапезничали они, тем не менее, не спеша. Еда — не то дело, в каковом можно допустить суетливость. Ради постного дня обошлись без мяса: только ушицы щучьей откушали, в которую кухарка вместо разварившейся рыбы положила плотного судака, кашки гречневой с терпкой подливой из черноплодной рябины, несколько пряженцев с грибами, да перед сытом расстегай с соленой лососиной. Солнце еще не успело подняться высоко над сосновыми вершинами, когда давние сотоварищи, ведя в поводу заводных коней, быстрым галопом помчались померзлой дороге в направлении Кауштина луга.
Разумеется, никакого сопровождения Зализа с собой не брал — не хватает еще по своей земле с охраной ездить! Но юшман поверх натянутого на сатиновую косоворотку толстого кожаного поддоспешника он все-таки надел, тщательно застегнув крючки до самого горла. Мало ли тать какой на пути попадется? Его, опричное дело русские дороги от лихих людей стеречь.
По погоде получалось отнюдь не холодно, и скрепленная на плече фибулой черная шерстяная вотола развевалась за плечами больше для красоты, чем для тепла. За последний месяц Семен впервые облачился в полное боевое снаряжение, и отвыкшие от стальной тяжести плечи так и норовили сложиться, опуститься к земле — но опричник упрямо расправлял их, погоняя жеребца, и думал о том, что пора уже ему отправляться в объезды по Северной пустоши. Показать смердам и поместным боярам, что рука государева здесь простирается по-прежнему, Ижорского погоста он не забыл, самому дороги осмотреть, у смердов про жалобы накопившиеся спросить, про станишников — не появляются ли подозрительные люди в окрестных лесах, нет ли подозрения на злой умысел супротив государевой власти. Старые крамольные бояре ведь не все сбежали. Есть еще те, кто готов ради польской или литовской грамоты, а то и золота свенского али немецкого землю отчую отдать. Ну да, сам вид объезжающего государевы земли опричника многим дурные мысли повытравит. Метлу вот только потребно к седлу повесить, да собачью голову добыть.
Месяц безделья из-за некрасивой раны в самое горло отучил тело от седла. Если раньше Семен мог не ступать на землю днями напролет — лошади раньше выдыхались — то теперь уже через пару часов в паху появилась сильная боль, спина и плечи заныли, каждый удар сердца отдавался в еще незажившем горле тугими ударами пульса. Впрочем, Баженову доставалось куда хуже: больше привычный к качающейся палубе, чем к седлу, при быстрой скачке он качался с боку на бок, пытаясь придерживать левой рукой солидный живот. Богатая шуба, накинутая поверх кафтана, гнела своего владельца куда сильнее, нежели доспех — воина. Купец-то первый и взмолился о пощаде, когда перед мелководной Еглинкой Зализа остановился сменить коней.
— Куда торопимся, Семен Прокофьевич?! Не сбегут, чай, иноземцы твои!
— Неспешным шагом мы до вечера в Каушту добираться будем, Илья Анисимович, — Семен, морщась от ноющей боли, взметнулся в седло свежего жеребца и заставил себя расправить плечи. — Пока там, пока назад… Луга же замерзнет!
— Да Бог с ней, пусть замерзает, — запыхавшийся купец был согласен на все. — Не спеши, Семен Прокофьевич.
У широкого, но мелководного разлива, издалека выделяющегося девственно-чистым песчаным дном, они вброд пересекли реку. Сил первого морозца не хватило даже на то, чтобы заковать этот спокойный, неспешный ручей. Корка льда образовалась только у самого берега, да между выступающими высоко из воды камышами. Течение же по-прежнему играло мелкими водоворотами и несло на себе мелкие веточки и пожелтевшую листву.
В отличие от воды, тропа оставалась твердой и уводила всадников в пахнущий сухой хвоей и тягучей светлой смолой сосновый лес. Теперь товарищи двигались неспешной рысью. В отличие от Ильи Анисимовича, Зализа знал, что вытекающая из Лисинской вязи речушка означает примерно половину пути, а значит до темноты в поселок иноземцев они в любом случае успеют.
Сосновый лес сменился осиновым, под копытами зачавкало — даже со стоячим болотам морозу справиться не удалось. Впереди показались вытянувшиеся над давним пожарищем молодые березки. Оставшись без листвы, они тянули вверх черные ветви и казались не новой поросолъю, а жертвами давнего огненного разгула. Перемахнув темный землистый ручей, всадники поднялись на холм, под яркое, но холодное солнце. Еще пара верст: и заросли разошлись, открыв широкий простор Каушниного луга.
— В той стороне, ближе к Погам, — дождавшись купца, указал вдаль опричник, — я смердов поселил, которых ты из Германии вывез. А с этой стороны, у реки, иноземцам место отвел.
Зализа повернул коня влево и прищурился на небо:
— Ничего до темноты сделать не успеем. Придется здесь, в Кауште ночевать.
Перед сечей со свенами опричник успел составить некоторое впечатление о появившихся на берегах Невы чужаках. Командовал у них некто Константин Росин. Про родовитость его Семен сказать ничего не мог — про отца с матерью тот ни разу не упомянул. Может, считал, что про его предков и так все должны знать, а может, как и Зализа, из черносотенцев в бояре выбился. Росин был молчалив, больше слушал, чем говорил, но если высказывался — то чаще всего произносил слова приказа. Такого подчиненного иметь в отряде трудно: никогда не понять, что у него на уме. Но как воевода сотни или полусотни — можно хоть сейчас ставить.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
