Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
— Вы проверяли перед вылетом самолет?
— Это длинная история. Этим делом мы не занимались. Наше дело было: проверить давление масла, давление воздуха и обороты мотора. Давал газ — работает. Всё, выруливали. Взлетали по очереди. Полоса была узкая, строем нельзя было взлетать. Тут уже авиационные тонкости: во-первых, надо было облегчить винт, надо было не полностью выпустить щитки. Один взлетал, другой. Взлетел, перевел винт на другой шаг и опять прислушиваешься, как мотор работает. На форсаже двигатель может работать 2–3 минуты. Поэтому после взлета убираешь мощность до 92 %. В строю надо слушать радио. Некогда было лирикой заниматься! Никаких посторонних мыслей. Время полета от аэродрома до цели минут 15 — и ты все время занят, надо держаться в строю.
Пришли на цель, начинаем выполнять противозенитный маневр. Когда с земли смотришь, то страшно становится. Того гляди, самолет упадет, но ничего — не падали. Бомбы сбросил, продублировал, дернув за ручку аварийного сброса. Потом атака из пушек и пулеметов.
— Чувство страха было?
— Ни разу у меня такого чувства не было. Дело молодое. Спали хорошо. Никакого мандража не было, надо было летать, надо было работать, выходить на цель.
Был с одним летчиком случай: видимо, его схватил мандраж, и он забыл над целью сбросить бомбы. Прилетел с бомбами… Его отправили в штрафную роту, и там его убили.
— Штрафников не было, которые бы летали стрелками?
— У нас не было.
— Какое было обмундирование?
— Унты у нас сначала были меховые. Когда мы захватили немецкие склады, то взяли немецкие теплые сапоги. Куртки наши были, планшеты наши. Из личного оружия пистолет. Я на нем подточил шептало, чтобы только до курка дотронешься, и он выстрелил.
— Герои Советского Союза в полку были?
— В полку был один Герой — в другой эскадрилье. Другие полки специально тянули на Героя, а наш был обычный, рядовой полк.
— Как атаковали цель?
— С круга. Прицеливались самостоятельно — «по ведущему» бомбы не бросали. Атака длилась 5–20 минут. В ней расходовали весь боекомплект.
— Какие взаимоотношения в эскадрилье были?
— Хорошие отношения были со всеми. Я лишнего не болтал. По-дружески разговаривали.
— Потери были большие?
— Да. Только в одной нашей эскадрилье сколько погибло…
— Какие взаимоотношения были со стрелком?
— Хорошие. Я все время летал с Федей Журавлем. Сейчас мы даже переписываемся. Я у него был в гостях, он ко мне приезжал. Были случаи, мы сталкивались с «фоккерами», и мой стрелок был награжден за то, что сумел один сбить. Конечно, стрелял не только он. Мы летели в группе, а это 6 пулеметов. Я не видел, я смотрел вперед, но то, что стреляли, я слышал. Записали сбитый ему. У него награды-то немалые для стрелка! Орден Красной Звезды, орден Славы и медали «За отвагу» и «За Кенигсберг».
— Связь со стрелком работала хорошо?
— Да, внутренняя связь была хороша.
В конце войны истребителей у немцев почти не было. Боевые вылеты были рутинными, обычная работа. Правда, далеко в тыл к немцам летать не любили. На передовой если сшибут, ты можешь сесть на нашу территорию. Другое дело во вражеском тылу, черт его знает, как вернешься… Я считаю, это у нас была обычная, рутинная работа, героизма особого не было. Даже ничего особо нельзя выделить… Радует, что мы много жизней пехотинцев сберегли. Был такой случай: мы отработали, сели, а потом пришел грузовик с ящиком водки — летчикам от пехотинцев.
Запомнились вылеты в районе Кенигсберга. Надо отдать должное авиационному командованию, там все было поставлено очень четко. В этот день была прекрасная видимость. Причем нам сказали так: «Работаем с одного захода!» Почему? Потому что очень много было штурмовиков, и, чтобы не столкнуться, все группы делали только один заход. Второй вылет, а небо уже закрыто облаками гари. Потом третий вылет. Скажу честно, ничего видно не было. Только с наземного командования давали приказ: «Давайте сбрасывайте». Сплошной дым над Кенигсбергом! Когда город взяли, то некоторые летчики ездили на экскурсию, но я не поехал. Ребята говорили, что там только какие-то полоумные старухи и старики: Гитлер успел часть людей вывезти.
Потом летали над морем. Лупили по транспорту. Не знаю, какие пассажиры там были… Для полетов над Балтикой нам выдали, как говорится, «один гондон на экипаж»: надувной плот, который при падении в воду надувался. Не знаю, наш он был или иностранный. Я говорю: «Федя, выброси его». Там вода-то какая, пять минут, и всё — тебе конец.
Потом сделали несколько полетов на Куршскую косу. Два или три таких вылета мы совершили, потом еще было дополнительно один или два вылета. И все, на этом война была закончена…
— Сколько вылетов максимально делали в день?
— На Кенигсберг помню, три вылета сделали. А так обычно 1–2 вылета в месяц. С начала войны у нас были, дай бог, 100 вылетов. Нужно было, чтобы все было подготовлено. Бензин, боеприпасы. Иногда были учебные полеты. Кроме ордена Отечественной войны, мне дали еще орден Красного Знамени. А вот моему ведомому Ткаченко, он тоже был младший лейтенант, — ему дали три ордена. Оказывается, вылеты у нас были безукоризненные.
— Что делали в свободное время?
— Даже не помню. Танцы были в клубе, но я особо танцевать не умел. Кино было, а вот артисты нас мало посещали.
— На фронте пели?
— У меня не было таланта, да и не до пения было.
— Что-нибудь из трофеев Вам удалось привезти?
— Я ничего не привез.
— Приметы, предчувствия были?
— Я человек неверующий. В мистику не верю, предчувствий не было ни в то время, ни сейчас. Так и помру. А вот домой я не писал. Думал — напишу и в этот день погибну. Вообще не писал! Сейчас лежат письма брата. Ему было 18 лет — погиб! Я их как-то однажды открыл, читать их не могу. Мальчишка — 18 лет!!! Много моих друзей погибло. Мы, три друга-еврея, случайно остались живы: Котюковский имел три ордена Красного Знамени, потом он служил в войсках МВД, Рудольф Мишка — и я. Все воевали честно!
— В войну Вас Мишей называли?
— И Моисей было. Как-то не придавали значения этому делу!
— За что Вы лично тогда воевали?
— За Родину, за Сталина.
— Писали какие-то лозунги?
— У нас этого не было. Мы были обычные пилотяги, «пахарь», если так разобраться. Просто пахали…
— Вы можете сказать, что война была самым ярким или значимым событием в Вашей жизни. Правильно это или нет?
— Миллионы людей воспринимали эту войну как справедливую. Конечно, яркое событие. Сейчас вспоминаешь, жив я совершенно случайно остался. Живу я совершенно случайно. Вот такое ощущение… Почему-то мне про войну никогда сны не снятся, даже странно…
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
