— Красная Шапочка! — раздраженно бормочет рядовой Йодль. — Заблудилась в лесу и плачет. Боится большого злого волка.
Штрассер начинает в сердцах ругаться. Ругается он долго, чтобы растормошитъ себя, чтобы напускным гневом разогнать кровь в жилах, стряхнуть неумолимо охватывающее его оцепенение.
«Нет, это голос русской зимы, — благодушно думает рядовой Грюневальд, — русского леса и степей. Голос бесконечной ночи, короткого и тусклого дня, похожего на вспышку сознания между двумя снами. Голос бескрайней земли и широких, как моря, рек…»
Его немощные и слабые мысли текут медленно, с трудом, словно бы сами бредут по пояс в снегу.
«Что я здесь делаю?» — снова спрашивает себя рядовой Венигер.
Эта фраза вертится у него в голове, как сумасшедшая пластинка на сломанном фонографе.
«Меня зовут Венигер, Карл Венигер. Моя профессия — бакалейщик. Мой магазин — на Гартенвег, 22, во Франкфурте-на-Майне. Я никогда не любил путешествовать. У меня трое детей. Старший уже ходит в школу. Скажите на милость, что я здесь делаю?»
— Брр… брр… брр… — убедительно дрожит рядом с ним рядовой Вольтке.
Его взор погас. Он почти ничего не чувствует. Он давным-давно испытал все виды страданий, которые способны были вынести его органы чувств. Его нервы омертвели. Тело одеревенело. Его можно почистить, как картошку. Он ничего не почувствует. Ни одна мысль больше не проложит путь по снегу, которым ему засыпало голову. Ведь голова его набита снегом. Он не может сказать, как снег туда попал, но факт остается фактом: снег там. Целые сугробы. Когда-нибудь рядовой Вольтке очень этому удивится, но в своем нынешнем состоянии он не способен удивляться и вообще на что-либо реагировать. Его мозг замерз под снежными сугробами. И только зубы все еще живут и машинально двигаются, без остановки издавая этот неприятный звук: «Брр… брр…»
В лесу слышится волчий вой, и от него ночь становится еще непрогляднее, мороз — еще лютее, а студент Карминкель уже не в силах разобраться, отчего холодеет у него сердце — от снега или от этого отчаянного воя, словно бы заранее оплакивающего неминуемое поражение и тщетность любых попыток спастись и правящего роковую тризну по людским надеждам.
«Красная Шапочка? — думает рядовой второго класса Вольтке. Это имя ему что-то напоминает… но что именно? — Это ребенок! — неожиданно вспоминает он. — Маленькая девочка… Я слышал о ней… еще в детстве! Наверное, она давным-давно заблудилась в лесу…»
— Сержант! — восклицает он. — Разрешите мне пойти поискать ее?
— Дебил! — уныло бормочет Штрассер.
Но добрый солдат Шатц к этому привык. Он поднимается, пытается собрать свои безжизненные конечности и встать по стойке «смирно», как положено по уставу, и говорит:
— Сержант, в «Учебнике завоевателя» сказано, что добрый немецкий солдат обязан проявлять заботу о маленьких детях, дабы снискать уважение и преданность жителей завоеванной страны!
«У него еще есть силы говорить! — думает сержант Штрассер с восхищением. — У него еще есть силы бросаться громкими фразами, тогда как мне, сержанту Штрассеру, кавалеру Железного креста, хочется выть! Может быть, он один останется в живых? Может, завтра он предстанет перед командующим, вытянется по стойке „смирно“ и скажет: „Рядовой второго класса Шатц. Имею честь доложить вам, что патруль в количестве восьми человек под командованием сержанта Штрассера заблудился и умер от холода. Я — единственный, оставшийся в живых“.»
— Сидеть! — орет он.
Вдруг он слышит чей-то храп и резко оборачивается: рядовой Йодль спит, уткнувшись лицом в снег.
— Разбудить его!
Никто не шелохнулся. Люди превратились в восемь неподвижных точек в необъятном белом безмолвии. Штрассер начинает трясти рядового Йодля, бить его по лицу и растирать — не столько чтобы согреть его, сколько чтобы согреться самому. Наконец рядовой Йодль раскрывает мутные глаза:
— Девушка! — бормочет он. — Красивая русская девушка!
Долгими одинокими ночами он не раз клялся себе, что, в случае легкой победы, будет заниматься любовью со всеми русскими девушками подряд. Но в этой безлюдной стране он так ни одной и не встретил. И вот теперь, когда он, наконец, нашел теплое милое создание, сержант Штрассер пытается его отнять,
— Она моя! — вопит рядовой Йодль.
Он отбивается. Двое мужчин борются. Их движения причудливы, замедленны, словно они дерутся под водой.
«Что я здесь делаю? — снова спрашивает себя рядовой Венигер. — По профессии я бакалейщик. Торгую деликатесами, солью и перцем. Я не торгую снегом!»
— Брр… брр… брр… — слабо стучат зубы рядового Вольтке.
Вдруг рядовой Грюневальд перестает ощущать свое тело. Он больше не может отличить его от снега, на котором сидит, — так, словно бы его плоть и снег, этот добрый русский снег, полностью перемешались и превратились в единое, бесконечно холодное вещество.
«Может, я снеговик, которого ребятишки слепили во дворе берлинской школы?»
Холод медленно ворует у него тело, с ним остаются только смутное сознание того, что он жив, да туманные, сбивчивые мысли, роящиеся в голове:
«А весной распускаются почки, и все вокруг зеленеет. Степь… На солнце тепло и хорошо. Черная земля… Царь… Волга, Волга… Святая Русь… „Интернационал“…»
Небо усеяно звездами, но это враждебные огни, сверкающие льдинки. «Скоро ты перестанешь мерзнуть!» — кричит чей-то голос в голове капрала Либлинга, в сорок градусов мороза. Сидящий рядом студент Карминкель удивлен до глубины души. И весьма обеспокоен. Там, где минуту назад пролегал белоснежный простор, теперь он видит господина профессора Куртлера, восседающего за кафедрой во всем грозном великолепии экзаменационного дня. Все это действо вызывает у студента Карминкеля стойкое отвращение. Он был призван на службу, едва начав готовиться к экзамену на степень бакалавра, и почти ничего не успел выучить. Он считает, что со стороны господина профессора Куртлера бесчеловечно вот так преследовать его посреди русских снегов.
«Кандидат Карминкель, — говорит профессор, — я экзаменую вас по географии». Он слегка свешивается через кафедру и тычет в Карминкеля указательным пальцем. «Посмотрим… что вы знаете о России?» Студент напрягает память, но не может вспомнить ничего, кроме смутных элементарных представлений. «Волга впадает в Каспийское море, — невнятно бормочет он. — В России проживает сто семьдесят миллионов человек». На ум приходят отдельные фразы, обрывки из учебника географии без начала и конца. «Украинские черноземы — одни из самых плодородных в мире. Россия простирается от Черного моря до Арктики…» Он внезапно останавливается: в голове пустота. Господин профессор Куртлер смотрит на него угрожающе: «Это все, что вы знаете о России, кандидат Карминкель?» Начинается снегопад. Он мгновенно превращает их в призраков и застилает звезды. Не видно ни зги, и все опасности кажутся реальнее. Рядовой Йодль видит русскую девушку — красивую русскую девушку со светлыми волосами. Приподняв сорочку и усевшись на снег, она снимает с себя подвязки и чулки. Похоже, ее вовсе не волнует смертельный холод, она встряхивает светлыми волосами и продолжает стягивать чулки, бесстыжая и теплая. С игривой улыбкой на губах рядовой Йодль спешит присоединиться к ней. Он быстро сбрасывает сапоги и раздевается, дрожа от возбуждения…
