Маркус тяжко вздохнул.
— Я говорю не о том, и ты это прекрасно понимаешь. Но раз уж ты заговорил об этом… — Маркус снова вздохнул. — У меня никогда еще не было первой брачной ночи. Никогда не было молодой жены. И я, разумеется, никогда еще не…
Реджи рассмеялся:
— Неужели?
Маркус бросил на приятеля испепеляющий взгляд.
— Ты меня не понял. Я хотел сказать, что еще ни разу в жизни не разделял ложе с девушкой, никогда не знавшей мужчину. Черт бы все побрал, Реджи! Я никогда еще не ласкал девственницу.
— Никогда?
— Никогда.
— А в самом начале?
— В самом начале?
— Я имею в виду — в юности.
— Никогда, — заявил Маркуса.
— Ты уверен?
Маркус немного подумал, потом кивнул:
— Да, уверен.
Реджи снова рассмеялся:
— А как насчет твоего… первого раза? Ведь ты помнишь…
Теперь уже Маркус засмеялся:
— Неужели ты забыл, что она была любовницей моего дядюшки? Эта особа могла притворяться девственной по мере надобности. Видишь ли, у моего дядюшки были странности, впрочем совершенно безобидные.
Реджи взглянул на него с удивлением:
— Но ты никогда не говорил мне, что именно она была у тебя первой. Право, я отчетливо помню, что ты сказал…
— Нет, Реджи, я никогда ничего такого не говорил, возможно, намекнул. Но в то время я был просто мальчишкой. Вряд ли меня можно упрекать за ту маленькую ложь. Хотя я действительно не помню, что говорил об этом.
— Зато я помню, — проворчал Реджи. — И еще помню, как я ревновал. Она была весьма…
— Воистину так. — Маркус невольно улыбнулся. — Она была очень… изобретательна.
— Да, необычайно изобретательна. — Реджи издал странный звук — нечто среднее между вздохом и стоном.
Он издавал этот звук всякий раз, когда они, вспоминая юность, заговаривали именно на эту тему. Причем с течением времени вышеупомянутая леди становилась в их юспоминаниях все более изобретательной. Реджи довольно долго молчал, потом сказал:
— А может, ты помнишь хорошенькую белокурую горничную. Это было перед тем, как мы уехали в школу. Разве она не…
— Поскольку она соблазнила меня с умением, которое совершенно не соответствовало ее возрасту, вряд ли это так.
— Тогда, старина, тебе придется сделать все, что в гвоих силах, — сказал Реджи. — Все было бы проще, если бы твоя мисс Таунсенд была опытна. Но полагаю, тебе бы это тоже не понравилось.
— Ясное дело… — пробормотал Маркус — Считаетс;я, что девушки должны быть…
— Всем тем, чем не являемся мы. — Реджи криво усмехнулся. — Я бы не стал этого менять, но все равно обидно за них.
— Мне тоже. Но так уж создан мир. Не мы придумываем правила, но мы должны их придерживаться. Мисс Таунсенд неукоснительно следовала этим правилам. За немногими исключениями, связанными с драматическими событиями ее жизни. Я ничуть не сомневаюсь в ее добродетели, — продолжал Маркус, отогнав беспокойную мысль о том, что он, возможно, и ошибается. Нет, если он в чем-то и уверен в отношении Гвен, так это в ее невинности. — Она считает: поскольку мы хотим иметь двоих сыновей, у нас должно быть всего две ночи любви.
— Действительно, похоже на девственницу. Придется тебе самому проделать всю работу.
— Ну да. Просто мне не хочется, чтобы она… то есть… — Маркус поморщился. — В общем, не важно.
Реджи расхохотался:
— Мне кажется, я в жизни не видел зрелища забавнее, чем ты в данный момент.
— А вот мне не до смеха.
— Послушай, Маркус, это ведь обольщение — такое же, как и всякое другое. Может быть, немного более медленное… с учетом ее ранимости. Но я уверен, что у тебя все получится.
— Твоя уверенность потрясает. Однако я был бы весьма признателен, если бы мы оставили сей предмет.
— Как хочешь. — Реджи помолчал, потом на его губах заиграла плутовская усмешка. — Две ночи, говоришь?
— Хватит!
Реджи рассмеялся. Маркус же, нахмурившись, проговорил:
— Как бы это ни было забавно, но ее отношение к детям меня очень беспокоит.
— Да?
— Она постоянно говорит о сыновьях, о наследниках.
— Тебе действительно нужен наследник.
— Разумеется. Но мне кажется крайне странным, что она так пренебрегает дочерьми.
— Не забывай, в какое положение она попала. Потеряла все из-за того, что она — женщина и не может быть наследницей. Так что вполне логично, что дочери ее не интересуют.
— А я как-то не думал об этом. Да, пожалуй, ты прав.
— И она, наверное, не понимает, что ты склонен иметь дочерей. Ты ведь склонен?
Маркус молча пожал плечами.
Реджи ухмыльнулся и вновь заговорил:
— Уверяю тебя, приятель, ты надолго запомнишь эту ночь.
— Воистину, — кивнул Маркус, сейчас он снова думал о своей молодой жене.
«Разумеется, она девственница, — говорил себе Маркус. — Но неужели только это меня смущает? Нет, конечно же, нет. Меня беспокоит… нечто более важное».
Взглянув на друга, граф пробормотал:
— Понимаешь, она… замечательная.
— Вот как? — с ласковой улыбкой спросил Реджи. — Но что именно ты имеешь в виду? Может быть, внешность?
— Да, она хорошенькая, — кивнул Маркус. — Но хорошеньких не так уж мало. Нет, я говорю о другом.
— О чем же? — Реджи с любопытством взглянул на друга.
— Видишь ли, она взяла свою судьбу в собственные руки — отказалась стать бедной родственницей и жить подачками. Уверяю тебя, уехать из Англии, чтобы наняться в гувернантки, не самый благоразумный поступок. У нее явно есть склонность к необдуманным поступкам, когда ее загоняют в угол.
— Как у лисы?
Маркус проигнорировал вопрос и продолжал:
— Но у нее замечательный характер. Я все больше и больше в этом убеждаюсь.
— Неужели?
— Она волевая и решительная…
— А ткже упрямая и самоуверенная?
— Возможно. Но она очень смелая, хотя и очень ранимая. Пока что я видел… только отблески разнообразных свойств ее натуры. Все это сбивает с толку, но опьяняет.
— Опьяняет?
— Ну, наверное, я выбрал не то слово, — солгал Маркус, потому что «опьяняет» казалось ему вполне подходящим словом. — Наверное, лучше сказать интригует.
