не совсем понятным, — но мне показалось, что это хороший повод выпить шампанского.
— Тройной повод, — объявила Стюарт. — Дэйкерс и Томас тоже именинницы. Лучшего повода быть не может. Как мило, что вы подумали о шампанском.
— Это кощунство — пить шампанское из стаканов для чистки зубов, — сказала Хэсселт.
— Ничего, мы выпьем его как аперитив. Как отдельное блюдо. Давайте сюда свои стаканы. Мисс Пим, кресло — для вас.
Плетеное кресло было выдвинуто, и на него положили целую кипу разноцветных подушек; если не считать жесткого стула у письменного стола, это было единственное в комнате законное место для сидения; остальные участницы празднества принесли с собой подушки, бросили их на пол и теперь расселись на них, по одиночке или кучками, как котята на кровати. Кто-то набросил желтый шелковый платок на лампочку, так что обычно резкий яркий свет смягчился, став золотистым. Бледно-голубые сумерки за распахнутым окном служили как бы задником сцены, задником, который скоро должен был потемнеть. Вечеринка была такой же, как любая студенческая вечеринка во времена, когда Люси училась в колледже, только все было красочнее, ярче. Потому ли, что цвета подушек были более веселыми? Или потому, что девушки были красивее — у них не было прямых свисающих волос, не было очков, не было студенческой бледности. Нет, конечно, дело не в этом. Люси поняла — в чем. Не было сигаретного дыма.
— О'Доннелл еще нет, — сказала Томас, забирая стаканы у гостей и ставя на покрытый белой материей стол.
— Она, наверно, помогает Роуз установить бум, — сказала одна из Апостолов.
— Вряд ли, — отозвалась другая. — Сегодня суббота.
— Даже в К.Ф.О. по воскресеньям не занимаются, — добавила третья.
— Даже Роуз, — заключила четвертая.
— Мисс Роуз все еще тренируется в движении с вращением? — спросила Люси.
— О да, — ответили ей. — Она будет продолжать до дня Показа.
— Когда же она находит время?
— Утром, как только оденется. До первого урока.
— В шесть утра! — ужаснулась Люси. — Кошмар!
— Время не хуже любого другого, — возразили ей. — По крайней мере, ты еще свежая, и торопиться не надо, и весь зал — твой. А кроме того, это единственное возможное время. Бум должен быть убран до первого урока.
— Ей не обязательно тренироваться, — сказала Стюарт. — Навык вернулся. Но она безумно боится снова потерять его перед Показом.
— О, Господи, я могу это понять, — посочувствовала Дэйкерс. — Подумать только, какой идиоткой будешь чувствовать себя, если повиснешь на буме, как больная обезьяна, и вся элита на тебя смотрит, и фрекен просто пронзает тебя этими своими глазами. Господи, смерть покажется тут счастливым избавлением. Если Донни не на поденщине у Роуз, то где же она? Только ее нехватает.
— Бедная Дон, — вздохнула Томас, — у нее еще нет места. — Томас, получив должность младшей-из-трех в Уэльсе, чувствовала себя миллионером.
— Не беспокойся о Дон, — заметила Хэсселт, — ирландцы всегда падают на все четыре лапы.
Мисс Пим искала глазами Иннес, но не видела ее. Бо тоже не было.
Стюарт, проследив за ее взглядом, поняла заключавшийся в нем вопрос и сказала:
— Бо и Иннес просили меня сказать вам, что им очень жаль — они сегодня не будут, но они надеются, что вы будете их гостьей на другой вечеринке, еще до конца семестра.
— Бо устраивает ее в честь Иннес, — сказала Хэсселт. — Чтобы отпраздновать Арлингхерст.
— Собственно говоря, мы все устраиваем вечер в честь Иннес, — сказала Первый Апостол.
— Что-то вроде общего слета, — подтвердила Вторая.
— В конце концов, это честь для всего колледжа, — заметила Третья.
— Ведь вы придете, мисс Пим, — заключила Четвертая не вопросительным, а утвердительным тоном.
— Ничто не доставит мне большего удовольствия, — сказала Люси и добавила, радуясь возможности сойти с тонкого льда, — А что случилось с Бо и Иннес?
— Неожиданно прикатили родители Бо и увезли их в театр в Ларборо, — ответила Стюарт.
— Вот что значит иметь Роллс, — сказала Томас без капли зависти в голосе. — Носись по всей Англии, как тебе заблагорассудится. Когда мои родители хотят куда-нибудь поехать, им надо запрячь старую серую кобылу, знаете, такую невысокую, коренастую, и трястись двадцать миль до ближайшего поселка.
— Они фермеры? — спросила Люси, представив себе пустую узкую дорогу в Уэльсе, протянувшуюся по безлюдью.
— Нет, мой отец священник. Но нам приходится держать лошадь, чтобы обрабатывать землю, а позволить себе и лошадь, и машину мы не можем.
— Да ладно, — заявила Первый Апостол, устраиваясь поудобнее на кровати, — и вообще кому охота теперь ходить в театр?
— Самый скучный способ провести вечер, — сказала Вторая.
— Сиди, уткнувшись коленями в чью-то спину, — добавила третья
— Не отрывая глаз от бинокля, — присовокупила четвертая.
— Почему бинокль? — спросила Люси, удивленная тем, что позиция мисс Люкс нашла поддержку среди тех, у кого пресыщенность не должна была еще разрушить жажду развлечений.
— А что без него увидишь?
— Марионеток в ящике.
— Как на пирсе в Брайтоне.
— Только на пирсе в Брайтоне можно видеть выражение лиц.
Они сами как будто сошли с пирса в Брайтоне, подумала Люси. Все по очереди. Как раздвоившиеся близнецы. Когда кто-то первым произносил какую-то фразу, остальные чувствовали, что должны подкрепить это замечание дополнительными аргументами.
— Что касается меня, я ужасно рада, что можно задрать ноги и ничего не делать для разнообразия, — заявила Хэсселт. — Я стерла ноги новыми балетными туфлями и у меня ужасные волдыри.
— Мисс Хэсселт, — проговорила Стюарт, явно копируя кого-то. — Студентка обязана следить за своим телом, чтобы оно всегда находилось в соответствующем состоянии.
— Очень может быть, — ответила Хэсселт, — но я не собираюсь стоять целых пять миль в автобусе в субботу вечером, чтобы куда-то отправиться, меньше всего в театр.
— А потом, дорогие, это только Шекспир! — заявила Дэйкерс. — «Вот в чем вопрос!» — шутливо передразнила она, прижимая руку к груди.
— Но ведь Эдвард Эйдриан, — вступила Люси, чувствуя, что должен же кто-то защитить ее любимый театр.
— А кто этот Эдвард Эйдриан? — совершенно искренне спросила Дэйкерс.
— Это тот тип, у которого такой утомленный вид и который похож на линяющего орла, — ответила Стюарт, слишком занятая обязанностями хозяйки, чтобы заметить реакцию Люси: вот, оказывается, в каком убийственном, но весьма живописном образе представал Эдвард Эйдриан в трезвых глазах молодежи. — Нас часто водили смотреть его, когда я училась в школе в Эдинбурге.
— И вам не нравилось? — спросила Люси, вспомнив, что фамилия Стюарт входила в первую тройку в списках, вместе с Бо и Иннес, и что умственная деятельность для нее, вероятно, не является столь тяжким испытанием, как для некоторых других.
— О, это было лучше, чем сидеть в классе, — согласилась Стюарт. — Но это было ужасно — старомодно. Приятно смотреть,
