не хочу, чтобы он снова причинил нам боль.
— Знаю, и я собираюсь сделать все возможное, чтобы предотвратить это.
Я сделала глубокий вдох и опустила подбородок к груди, говоря: — Я должна была сделать это много лет назад.
— Ты молодец, что вообще это сделала. Я хочу сказать, что мне жаль, — Она сжала мою руку, — Ты здесь долго живешь, но никто из нас никогда не протягивал руку помощи. Я всегда считала, что ты не хочешь быть частью общества.
Я покачала головой, когда чувство одиночества снова вынырнуло на поверхность, вместе с чувством мести.
— Мне не позволяли быть частью сообщества.
— Я вижу это сейчас.
— Кроме того, трудно иметь друзей, когда ты маскируешь синяки.
Сидни отвела руку, и ее плечи опустились.
— Надеюсь, ты знаешь, что тебе больше ничего не надо рассказывать, Элли. Я очень бы хотела быть твоей подругой, если ты хочешь быть моей.
Подругой. Такое простое слово, но это то, чего у меня так давно не было, что я даже не знаю, что оно значит. Тем не менее, Сидни любезна и предлагает мне оливковую ветвь, которую я бы никогда раньше не приняла.
— Я бы очень хотела этого.
Она улыбнулась.
— Хорошо. А теперь давай рассмотрим детали и подготовим нашу информацию, чтобы мы могли подать следующую, когда нам это позволят, ладно?
— Хорошо.
Я собираюсь сделать все возможное, чтобы оставить все позади, и это первый шаг.
— Мамочка? — спросила Хэдли, когда мы идем по полю, чтобы добраться до дома, чтобы взять одежду и вещи, которые нам нужны. Прошла неделя, все стало на свои места, хотя это уже невозможно. Нам нужно больше одежды и вещей, если мы собираемся остаться с Коннором.
— Да?
— Почему папа тебя ударил?
Моя рука немного сжалась, когда вопрос застал меня врасплох. Я не знаю, как ей ответить. Хэдли может быть только семь, но она умная и все видит. Она не маленькая и не доверчивая.
Это шанс для меня помочь ей не делать тех же ошибок, которые сделала я. Я хочу, чтобы она знала, что так не должно быть. Никто никогда не должен прикасаться к ней, особенно в гневе. Я оставалась там слишком долго, много оправдывалась, но больше не буду.
Я немного выпрямилась и поработала над тем, чтобы мой голос звучал уверенно.
— Он ударил меня, потому что был зол и не мог контролировать себя. Никогда нельзя так делать, ты же это знаешь, не так ли? Это было неправильно с его стороны.
— Ему жаль?
Нет, я сомневаюсь, что ему жаль.
— Я очень надеюсь.
— Он любит нас?
О, мое сердце разрывается.
— Я думаю, он очень любит тебя.
Хэдли, конечно, слишком умна, чтобы не заметить, что я оставила себя без внимания.
— Он любит тебя, мам?
— Я верю, что он очень старается, но… — Теперь я разрушу ее мир. — Но когда ты кого-то любишь, ты никогда не хочешь причинить ему боль. То, что он сделал — недопустимо, и это не тот способ, которым демонстрируют кому-то свою заботу. Ты понимаешь?
Она посмотрела на меня, и я начала молиться, чтобы она услышала, что я говорю.
— Думаю, что да.
Я присела на соломенном поле и пожелала, чтобы эта маленькая девочка никогда не позволила кому-то причинить ей боль.
— Неважно, это папа, или другой мужчина, или друг или кто-то, кого ты не знаешь. Никому никогда нельзя позволять делать тебе больно. Ты должна немедленно кому-то сказать, если это произойдет. Никогда не бойся, что это твоя вина, потому что ты в этом не виновата.
Хэдли покачала головой, но ее взгляд не отрывался от моего.
— Я люблю тебя, мама.
— Я люблю тебя, милая девочка. Я хочу, чтобы ты знала, что то, что случилось, больше никогда не повторится. Мы с тобой больше не будем жить с папой.
— Почему нет?
Защищать ее от правды — это все, что я делала. Я не хочу, чтобы она ненавидела его, но хочу, чтобы она видела во мне силу. Она должна всегда понимать, что выбор, который я сейчас делаю, может быть непростым, но он правильный. Я не могу сойтись с ним. Я не позволю ему быть рядом с Хэдли и позволить ей думать, что это то, каким должен быть брак.
— Потому что я больше не собираюсь оставаться с ним в браке. Мы переедем из того дома, и с нами все будет в порядке.
По ее лицу потекла слеза, и я хотела бы забрать всю ее грусть.
— Я сделала что-то не так?
— Нет, детка. Ты ничего не сделала, и я тоже. Я делаю это, потому что должна защитить нас. Знаю, что это страшно и есть о чем волноваться, но я хочу, чтобы ты знала, что я тебя очень люблю, и сделаю все, что от меня зависит, чтобы мы были в безопасности.
— А разве он меня не любит?
— Кто мог бы устоять перед тем, чтобы не любить тебя? — спросила я ее.
— Если бы он любил меня, он бы не хотел, чтобы мы уходили.
Вот что я боюсь ей сказать. Я не хочу, чтобы Хэдли думала, что это ее вина.
— Тебе нравится, когда папа кричит на нас?
Она покачала головой.
— Мне тоже. Я не хочу, чтобы кто-то из нас снова боялся. Ты и я, мы сильные девочки, и никто больше не будет на нас кричать. Ты лучшая маленькая девочка, которую может пожелать любая мать, и часть моей работы заключается в том, чтобы защитить тебя.
— Он вернется за нами?
— Нет, его больше с нами не будет. — Независимо от того, что мне придется сделать, я сдержу это обещание. — Мы найдем жилье, которое нам обоим понравится.
— Мы можем остаться с Коннором?
Я тихо улыбнулась. Утешение наполняет мою душу тем, что он так много значит для нее.
— Нет, милая. Коннор не останется в Шугарлуафе надолго, и хотя он был очень добр к нам, у него есть своя ферма, с которой ему нужно иметь дело.
И я даже близко не готова к этому.
— Я думаю, ты ему нравишься.
— Я думаю, ТЫ ему нравишься! — сказала я, хихикая. — У тебя есть домик на дереве на его ферме, и он собирается пойти с тобой в школу.
И он может быть твоим папой.
— Мне будет грустно, когда он уедет.
Мне тоже. Я буду скучать по тому, как он на меня смотрит, а также по его непоколебимой силе, пониманию и поддержке.
— Ну, тогда мы должны сделать следующие несколько
