неаппетитного на вид хлеба.
- Чем богаты, - виновато развёл руками староста. – Вы пока закусите с дороги фройлян, а вскорости и праздничное варево подоспеет, - он бросил выразительный взгляд на котёл.
После сердито махнул рукой музыкантам. Те вздохнули тяжко и вновь загудели в свои сопелки фальшиво и невпопад.
- Эй, люди! – прикрикнул он на односельчан. – Веселитесь, чёртово семя! Или хотите разозлить Хозяина Леса недолжным почитанием?
Люди вяло зашевелились, с кряхтеньем поднимаясь с травы и пытаясь изобразить подобие оживления. Злить Хозяина Леса, видимо, никому не хотелось. Но и сил для «должного почитания» у голодающих было в явном недостатке.
- Вот же дурни пустоголовые, - доверительно пожаловался староста новой знакомой, подвигая ей редьку поближе. – Ведь знают же прекрасно, чем непочтение деревне грозит, но нет – ломаются! Ленивы и дерзки. Оттого и страдания наши, - он тяжко вздохнул и сокрушённо покачал головой. – Неурожаи, фройлян, который год… Ужо собак всех в деревне поели… Ужо и робят в лес стали заводить… Ганс своих, - он махнул рукой в неопределённом направлении, - тех, что с вами нонче приволоклись, третий раз в лес спроваживает, а те всё возвращаются, оборотни… Живучи, бесенята…
Он снова подтолкнул гостье плошку с редькой, положил аккуратно поверх ломтик хлеба. Кира брезгливо скривилась и оглянулась через плечо, услышав за спиной чьё-то прерывистое дыхание.
Истощённый и грязный человек в лохмотьях тянул корявые дрожащие пальцы к непривычно припухшему и притихшему Сырнику. Животина вжалась в ноги хозяйки и, истерично завизжав, лязгнула зубами. Мужичонка руку отдёрнул. Хыхыкнул неуверенно и сипло.
- Я ж тока это… погладить… кобелька-то…
- Пшёл вон, осёл! – зыркнул на него староста. Тот попятился, не сводя злого взгляда с собаки. – Вот, - развёл деревенский голова руками, - пожалте сами убедиться, фройлян: бессмысленное дурачьё! Тока одно на уме… Ведь всё им, бездельникам, организовал! Нет, чтобы праздновать, веселиться, чтоб Лесной Хозяин доволен остался, чтоб в сенокосе грядущем препятствий не чинил – в их же интересах! Для себя, что ль, стараюсь? О них же, остолопах, забочусь!.. У нас, видите ли, покос с завтрева начинается, вооот… Как водится, зачинки сегодня… А то как же! Испокон веку заведено. Пажити-то наши за лесом, в низине. Потому и заповедано нам от предков пред началом работ Хозяина задабривать. Иначе плохо дело: начнёт, недовольный, буйствовать – то покос потопчет, то лошадёнку по дороге через лес задерёт, а то и покосников заломает, всяко бывало…
«Чем, интересно, они его задабривают? – Кира скрестила руки на груди и с пренебрежением обвела взглядом слабо шевелящуюся площадь. – Плясками? Если бы меня так задабривали, я бы на месте этого Хозяина Леса, тоже покосников заломала, идиотов…»
- Знаю о чём вы думаете, фройлян, - склонился к ней староста и по-свойски потрепал по ушам окончательно закопавшегося в юбки хозяйки Сырника.- Осуждаете, небось? - Кира вопросительно приподняла бровь. – В том смысле: как можно добрым христианам справлять бесовские игрища? Так ведь? О том возмущаетесь? Потому и угощения нашего нечестивого вкушать отказываетесь… Э-эх, жизня наша… Куда деваться-то, добрая фройлян? Как спасаться мелким людишкам от произвола судьбы, коли господь отвернулся? Коли оставил милостью своей? И почему, спрашивается? Можа, мы грешны боле других? – глаза его блеснули. – Можа, пастор наш не усердно молится за паству свою? Во! – мотнул он головой в сторону овина. – Видала? Промелькнул стороной… Обходит подале праздник-то наш, будто не видит ничего … И с проповедями своими не лезет, понимает, что схлопочет тумаков: народ-то сейчас дюже злой, на божью милость давно не рассчитывает…
Он прищурил хитрый лисий глаз и снова подпихнул плошку:
- Вы уж откушайте, добрая фройлян, не побрезгуйте. Чай не со зла мы с тропы благочестия свернули, а от безысходности…
«Вот пристал со своими объедками!» - Кира резко, чтоб нежелание было явным без слов, отпихнула миску. И с тоской подумала о лежащей в сумке коляске колбасы: здесь-то её явно не достанешь – прибьют за такую еду не задумавшись.
- Эльза!
Корявые натруженные руки быстро прибрали со стола отвергнутую пищу.
- Оно и правильно, драгоценная фройлян! – разулыбался гостерадный староста. – На что нам эта редька, когда, чую, мясная похлёбка поспела… Уж её-то соизволите испробовать? А?..
Народ заметно оживился, потянулся со своими плошками к котлу, завязывая свары у раздачи, а после растекаясь по лавкам общинного стола, пробуя первую ложку – кто с благоговением, кто с жадностью. Пирующие голодные громко чавкали, причмокивали, цедили, дули на ложки, утирали со лба пот и шмыгали носами.
Эльза плюхнула перед гостьей её порцию. В замызганной миске парил серый кулеш из овса, сваренный на мясном бульоне.
Староста приступать к еде не торопился, внимательно наблюдая за странной девкой, занесённой в их многострадальную деревню всемогущим провидением именно сегодня. Так кстати…
Не больно-то она голодная – черезчур переборчива… И платье на ней справное… И корсет, как на даме… И причёсана соответственно… Кто такова? Впрочем, неважно. Видно, что девчонка жизни не нюхала. Хоть и тщеславна безмерно… Впрочем, тщеславие оно ведь тоже, оттуда же – оттого, что не снималась с дурочки до сих пор стружка, обтёсывая под обстоятельства. Ну так не беда. Эт поправимо. За нами-то не заржавеет…
- Что ж, дорогуша, - староста радостно потёр ладони и хлопнул ими по столу. – Вижу, не по нраву тебе наше угощение. Жаль, жаль… Ну хоть выпей бражки со мной за праздничек, за обычай наш, а? Потешь старика, красавица, не обижай!
Эльза жмякнула на стол две кружки с пузыристым, распространяющим кислый дух питьём и замерла напряжённо за плечом гостьи.
- Не передать словами, - рассыпался добрый хозяин, - как совестно мне, как мучит меня суровость ваша, дорогуша! Не смогли мы знатной фройлян ничем угодить по скудости нашей. Но нет же в том нашей вины! Выпейте со мной – и я пойму, что благородно прощён! – он подхватил кружку, заискивающе заглядывая в глаза гостьи. – Вижу, вижу, красавица – устала ты с дороги… Вот выпьем по глоточку за ваше здоровье, да за наш благополучный покос, и сведёт тебя Эльза прямиком на ночлег. И устроит в лучшем виде: на кровати с тюфяком ляжешь почивать ладком… Ну что? А? Не обижай, брыльянтовая фройлян! И сразу отпущу! – он снова призывно взмахнул своей кружкой.
Насытившиеся крестьяне наконец проявили интерес к происходящему и
