хоть усмирённым, хоть умерщвлённым окончательно, согласился подсобить и даже убедил несколько приятелей прикрыть их со спины.
Наконец явились в таверну и остальные. Ферр, понизив голос, рассказал о своём плане, описал, чего ждёт от каждого, а после они пили пиво, на которое особо старательно налегал жрец, болтали о пустяках, – и временами нетрезвый голос почтенного сказителя Ирда перекрикивал любой гомон, – отмахивались от просьб о выступлении, да ждали, когда таверна достаточно опустеет. Последняя компания торговцев покинула зал глубоко за полночь – редко кто теперь решался бродить поодиночке, сбивались по несколько человек, судачили, что на толпу даже дух напасть не посмеет. Выждав немного, поднялся из-за стола и Ферр, подхватил посох, нетвёрдой походкой поплёлся к выходу.
Пошатываясь, жрец медленно переполз мост, заплетающиеся ноги словно сами собой тянули к пустырю и колючим ветвям шиповника. Сзади послышалось угрожающее рычание, и Ферр остановился, обернулся, тяжело оперевшись на палку в руках. Сквозь полуприкрытые веки присмотрелся к чудищу. Высотой с рослого мужика, косматое и бесформенное, оно замерло, широко расставив ноги, а морды было не разглядеть из-за падающей с головы шерсти, за которой и глаз не блеснуло. Лапы терялись в густом осеннем тумане, но тот не был наваждением, – лишь обыкновенная сырость, что обступала могучую фигуру местного проклятия. Оно застыло против неверного ночного света, потому виделось особенно жутким, а колючая шерсть будто сияла, топорщилась тонкими мерцающими иглами. Чудилось, тварь дожидалась, что жертва закричит, станет молить отпустить, но Ферр лишь пошатывался, глядел да молчал.
– Пощажу, коль отдашь свой кошель, смертный, – хриплым басом провыл дух, когда тишина затянулась.
– П-поди прочь, – с пьяной усталостью велел жрец, глухо икнул и добавил: – П-псина.
Чудище взревело, бросилось вперёд, замахнулось для удара. Ферр ловко увернулся от кулака, быстро подставил посох под ноги, и дух завалился лицом в кусты, заорал уже по-человечьи, барахтался, ломал ветки и пытался выпутаться из шипастых плетей.
Подоспели остальные – прежде крались в тенях позади, а колдунья отводила от них глаза чарами, но теперь в осторожности нужды не было. Съён с Ульдом вытянули неудачливого воришку из ловушки, размотали несколько слоёв шкур, Эйдре зажгла факел, осветила исцарапанного мужчину вёсен тридцати. Он попытался дёрнуться, но тут зарычал Игви, подошёл ближе, втянул запах у испуганного лица да оскалил клыки. Бывшее чудище отшатнулось от пса и село смирно.
– Обещал тебе духа – забирай, – весело предложил стражнику Ферр. – Больше вас с историями об откупе не побеспокоят.
Грабителя передали в заботливые руки дожидавшихся поодаль приятелей Съёна. Охранители Фелба поглядывали на смельчака-стражника с завистью оттого, что он рискнул довериться сказителю и этот вечер провёл с пивом под крышей таверны, а не в сыром переулке подле неё. Но всякий, окромя духа, оказался доволен исходом дела, посему простились тепло да приятно.
Друзья побрели обратно к центру. Опустевшие улицы манили пройтись по ним неспешно, пока схлынула толпа и замолк дневной шум, а чужое внимание или опасность удалось бы приметить издали. Они и не торопились – брели по мостовым, где-то останавливались надолго, другие места проходили быстро в поисках интересных видов да новых впечатлений.
Недалеко от центра города Эйдре обнаружила искусную статую, попросила посмотреть поближе. Красивый мужчина в простой одежде и с луком в руке обратил взор на север, у его ног верными псами восседали двое волков, а за спиной замер в камне дивный олень крупнее обыкновенных, с могучими ветвистыми рогами. На князя не походил ничем, не признать было в облике и знатного человека, а потому памятник в таком месте изумил колдунью.
– Ллив, – пояснил Ульд, приметив удивлённый взгляд девы. – Бог-Охотник из легенды о Разделе. Он стоит здесь уже века и станет стоять, пока жива людская память о защитнике Фелбера. Отец всякий раз водил меня взглянуть на него, когда мы бывали в городе.
– Защитник Фелбера? – Эйдре вгляделась в гордый профиль. – Разве он оберегал не всех? Отчего его прозвали не защитником Ирда?
– В давние времена, – мягко произнёс Ферр голосом, коим всегда читал сказания, – когда твари Мерга были ещё слабы, Ллив облюбовал земли княжества, ведь они всегда оставались богаты на зверьё. Он нарёк места от лесов Коддага до подножья северных гор своими охотничьими угодьями, а народам, что населяли их, даровал благословение и защиту. Многие поклонялись ему, и прежде всюду стояли святилища, где люди могли обратиться к Охотнику или принести дары за добрую добычу. Когда грянула беда из нижнего мира, Ллив приказал выстроить огромную стену, названную после Великим Разделом, заложил камни Фелба, дабы защищал он опасные границы. Тогда преграда перед мёртвыми землями была крепка и цела, брешей в ней не сыскала бы и мелкая мышь. А единственным путём к последней битве стали катакомбы под городом, которые, как поговаривали, тянулись тёмным лабиринтом под всем Фелбом да вели за стену. Ллив был смертельно ранен в сражении, и столетия мира сумели стереть с лица земли его святилища, но не уничтожили людской памяти. Подле входа в подземелье воздвигли народы, коих он уберегал, памятник своему защитнику, а путь вниз запечатал навеки сам Двуликий так, что из срединного мира не попасть туда никому. После дорогу пытались искать и князья, и путники, но не обнаружили ничего да потихоньку сдались, а история о лабиринтах под городом стала лишь легендой, о коей нынче не поют даже жрецы, дабы не повадились в Фелб лихие люди в поисках счастливого случая.
– Лихих людей здесь хватает и без того, – согласилась Эйдре, обошла памятник по кругу, а после они двинулись дальше.
На древних пустынных улицах беды вновь чудились далёкими, незначительными перед целым светом, в котором оставалось для каждого ещё столько неизведанного. Ульд рассказывал о своих странствиях с отцом и единственном подъёме к вершине Духов, где не бывал больше ни разу с пятнадцатой весны. Ферр припоминал Коддаг да жизнь под крышей наставника. Эйдре, оглядываясь, сравнивала владения Сэйда с бытом Фелба да заверяла, что никогда бы не согласилась жить в городе, коль есть возможность того избежать.
– Хочешь, уйдём? – предложил мерг. – Перед нами все пути: куда ни забреди, к Сайму в горы поспеем отовсюду.
И тревоги вновь нахлынули на каждого, окутали опасностью от слежки да непонятных врагов, стремящихся помешать, хотя неведомо как прознали об их дороге. Эйдре качнула головой, тихо сказала:
– Здесь нас отыскать и впрямь будет труднее. Забьёмся в таверну, не станем привлекать лишнего внимания неосторожностью. Ты прав, там до нас не добраться, а на пути ловушек может оказаться вдоволь.
– Мы не сумеем прозябать там вечно, – напомнил Ферр. – И хорошо бы выяснить, кто за нами взялся присматривать, найти хоть одного да расспросить, чего им надо.
– Будем приглядываться, – согласился
