позвала:
— Аика?
Я вскочила на ноги и ответила:
— Я тут, Рен, — а потом перевела взгляд на мужчин.
Оба выразительно покачали головами, поясняя, что Рен впутывать ни во что не стоит.
Рен спустилась вниз и, поклонившись, поприветствовала обоих мужчин. Потом села на краешек диванчика и посмотрела на Кио.
— Как вы себя чувствуете, учитель Сабуро?
— Плохо, Рен, малышка. Я выгорел до семи хвостов, и мне теперь никак нельзя вернуться в Замок Владыки. Поэтому я временно поживу у вас, — ответил он ласковым, почти нежным тоном.
Рен отчаянно покраснела и кивнула.
— Я могу переселиться к Аике, а вы сможете ночевать в моей комнате, — ответила она.
— Отличный план. Так мы и поступим. Аика, ты же пригласишь меня? — и он с озорной хитринкой посмотрел мне в глаза.
— Да. Я буду рада, — в тон ему ответила я.
— Договорились. Может быть позавтракаем? И обсудим дальнейшие планы? — и Кио стал откидывать одеяло, собираясь встать.
Рен проворно вскочила с дивана и рванула на нашу кухоньки с возгласом: «Я чайник поставлю!». А вот я взгляд не отвела и даже не покраснела. Чего я там не видела? К тому же я точно знала, что он спал в одежде. Он встретил мой прямой взгляд с ухмылкой, встал и всласть потянулся. Кот он, подзаборный! А не лис!
Легким движением пальцев Кио убрал свою постель с пола, как обычно, вроде бы в никуда, и сел в кресло, я же побрела на кухню готовить для мужчин завтрак. Я помогла Рен накрыть на стол, и только мы сели завтракать, как Рен задала вопрос заставивший учителя Сабуро поперхнуться.
— Я думала, вы у Юри останетесь на время восстановления?
— Для этого Юри должна была пригласить меня остаться на ночь в ее доме.
— А она не приглашала? — снова наивно спросила Рен.
— Очевидно, — проскрипел зубами Кио, а я улыбнулась в чашку.
Ага! Я в этом виновата? Да? А он тут совершенно не причем? Его на протяжении многих лет в дом не пускают, только на время. Как в мотеле. Заселение только на два часа, а потом — выметайтесь. Сутки оплачиваются по другому тарифу! А он винит во всем меня? Мужчины! У них кто угодно виноват, только не они, любимые!
А потом, почти сразу после завтрака, мы вышли на тренировку. И тут я в который раз поняла, что самоучитель — это, конечно, хорошо. Один учитель на двух лисичек? Вообще прекрасно! Но индивидуальный подход сразу двоих опытных наставников? Это просто сказка! Оба наших учителя, как ни странно, прекрасно ладили хотя бы в вопросах нашего обучения.
К обеду я была выжата и съедена как лимон с хорошей текилой. Но только совершенно ни о чем не жалела. Рен вообще сияла как медный тазик, в котором моя бабушка варила варенье. Лично мне всегда нравился этот тазик: и «накрыть» им можно, и сиять, как он — тоже не повредит, а еще это почти универсальное изделие, совершенно точно необходимое в хозяйстве.
После обеда, на диво очень сытного, потому что оба учителя постарались на славу и выложили из своих Инро много вкусностей, мы пошли учить теорию. А потом снова была тренировка. К ужину я слабо представляла, как доковыляю до нашей с Рен спальни. Но Кио заставил меня еще и его-любимого проводить до бывшей спальни Рен, открыть дверь и пожелать приятных снов. И только тогда он вошёл, по-хозяйски осматривая свое новое жилище.
«В нашем доме поселился замечательный сосед!», — бубнила я недовольно про себя, направляясь в нашу с Рен общую комнату. И это ещё неизвестно, насколько он тут задержится…
А среди ночи меня разбудила Рен.
— Аика! Просыпайся! — потрясла подруга меня за плечо.
— Рен! Я спать хочу! — отвернулась я.
— Аика! Там кто-то стонет!
— Что? Нет! Я никуда не пойду! Хватит. Я уже один раз сходила в метель. Мне, знаешь ли, хватило!
— Да это не на улице. Это у нас на первом этаже. В кухне!
— Что? — недовольно села я на кровати и прислушалась.
И тут, и в самом деле, я отчетливо разобрала чьи-то завывания:
«Карарин, корорин, канкорорин!
Глаза три, глаза три, зуба два!
Карарин, корорин, канкорорин!»
— Это еще что на моей кухне!? — недовольно забормотала я, выпутываясь из одеяла и спуская босые ноги на пол.
И, как была в одной легкой ночной сорочке и босиком, я и стала спускаться вниз по лестнице. Рен жалась за моей спиной, но не отставала.
— Может быть учителя Сабуро разбудим? — внесла Рен дельное предложение.
Я даже приостановилась. И в самом деле? «Зря мы его кормим?», сказал бы всем известный кот из Простоквашино, но я тряхнула головой.
— Нет! Это мой дом и моя кухня. Заорать и разбудить его мы всегда успеем, — постановила я и продолжила спуск.
Я так и застыла с лисьем огнем между пальцев на нижней ступеньке лестницы и с удивлением наблюдала за странным существом, что разгуливало у меня по кухне. Это была довольно красивая сандалия. Обувь была, совершенно точно, — не дзори, а именно — гэта. С большой платформой, на которой искусным мастером были вырезаны лисицы, раскрашенные, наверняка, вручную. Кстати, — розовые лисицы. Сандалия, была странная. У нее выросли две руки и две ноги. Они были коротенькие и несколько корявые, но все же это были руки и ноги, на которых сандалия весьма нелепо ковыляла по полу. А прямо между ремешками для пальцев на платформе появился большой глаз. Глаз был один и занимал почти все место на стельке. Носа не было, а рот находился прямо под глазом. Именно из него и неслись протяжные звуки, напоминавшие песню:
«Карарин, корорин, канкорорин!
Глаза три, глаза три, зуба два!
Карарин, корорин, канкорорин»
— Это что? — спросила я, потушив лисий огонь.
— Это очень похоже на Бакэ-дзори. Только вот странная она какая-то, — задумчиво протянула Рен за моей спиной, — Это же гета? И песенка странная. Напоминает скрип гета, которые действительно издают подобные звуки при ходьбе по полу из-за платформы.
— Ну да? И у гета три глазка? Ну такие отверстия для ремней просверлены.
— Ага. И два зуба? Деревянные бруски снизу подошвы, — вторила мне Рен, — Только вот обычно это все же дзори. Бакэ-дзори.
— А у нас гета. Мне вообще всегда обувь на платформе нравилась. Устойчиво и красиво, — протянула я, продолжая разглядывать странное существо.
— А откуда он взялся? Или она?
— Скорей уж «Оно»***, — вспомнила я незабвенную классику Стивена Кинга, — Это я его принесла. Стянула с ноги Юки-онна, когда она ей меня придавила. Сама
