— Красота еще вернется. Подожди немного. Нэнсизатрепетала, словно ураган бушевал у нее внутри, со стоном выдохнула: «Нет», иумолкла. Но стон по крайней мере означал жизнь; отрицание свидетельствовало оработе сознания; и Сибил обняла Нэнси за плечи. В молчании Сибил собирала всеналичные силы, чтобы понять, в каком уголке этого разбитого существа ещесохранились глубинные животворные соки. Время уходило, но зато пальцы Нэнси ужечуть крепче сжали руку Сибил; плечо чуть расслабилось под ее рукой. Буря снеистовым упорством рвалась в окно, и внезапно Нэнси вздрогнула, словно толькочто услышала удары стихии, и незнакомым, сдавленным голосом вымолвила:
— Ты не знаешь, что это такое.
Сибил обняла ее чуть сильнее, десятками незримых нитейсвязывая Нэнси с жизнью. Ее безмятежная уверенность словно разрушила чары,сковавшие язык Нэнси, и девушка проговорила тем же невыносимым голосом:
— Это Генри убивает моего отца.
Дисциплинированное сознание Сибил даже не шелохнулось. Онаспокойно, как о само собой разумеющемся, сообщила:
— Он вернулся со мной.
— Если бы он не вернулся, — прорвало наконецНэнси, — если бы он умер там, если бы и я умерла, буря бы прекратилась. Атеперь она не остановится. Она будет всегда. Это Генри убивает моего отца, и онне может остановить это. Я помешала ему.
На миг Сибил все же смутилась. Ей вспомнились фантазии братао «больших людях с дубинками». Она мягко отстранила это воспоминание, чтобы немешать более важной работе, и ответила с нежной убежденностью:
— Ты не можешь сделать вообще ничего, если тебе это непозволено, правда? А если тебе позволили помешать ему, значит, так и должнобыло случиться. Но теперь уже ты сама не должна останавливаться.
Метель билась в окна.
Нэнси в отчаянии крикнула:
— Да ничто не может остановить ее! Он потерял их, онничего теперь не может!
— Что потерял? — властно спросила Сибил, идевушка, захлебываясь слезами, ответила:
— Таро! Свои магические карты! Они были у него; онразмахивал ими вверх и вниз; он вызвал бурю, чтобы убить отца, а я схватила егоза руки и они рассыпались, пропали, и теперь ничто и никогда не остановит ветери снег. Они найдут отца, они завалят снегом весь мир. Слышишь, как они пляшут!Слышишь, как они поют! Этот танец Генри и держал в своей комнате.
— Я знаю о танце, — терпеливо сказалаСибил. — Нэнси, ты слышишь? Я знаю, что такое танец, и знаю танцоров. Язнаю даже то, чего не знает Генри. Как ты полагаешь, может твоя метелькоснуться Шута?
Сибил сама не знала, почему произносит именно эти слова, ночто-то в них было созвучно отчаянию Нэнси, что-то задевало ее сознание. В лицетоже наметились перемены; на нем проступило тусклое воспоминание о жизни. Губынепослушно шевельнулись и выговорили:
— Шут…
— Я видела золото на снегу, — продолжалаСибил. — Твой отец был огражден золотым сиянием. Неужели ты думаешь, чтоТаро могут пропасть, пока Шут держит их?
— Но все говорят, что он не двигается, — выдохнулаНэнси.
— А я видела его в движении, — ответила Сибил, инерушимая безмятежность была в ее голосе. — Ни в небесах, ни на земле нетни одной фигуры, которая могла бы ускользнуть от такого партнера. Все они егонавеки.
— И снег? — сказала Нэнси.
— И я, и ты, и Генри, и твой отец, — размеренноговорила Сибил. — Нам надо только помнить свои собственные правильныедвижения. — Она по-прежнему не вполне понимала, на каком языке говорит;словно у апостолов на Пятидесятницу, единая истина лилась из ее уст на технаречиях, которых она не знала, словами, которым она никогда не училась[4].
Она добавила так, словно это имело какой-то сокровенныйсмысл:
— Твой отец вернулся со мной; может быть, Генри теперьждет тебя?
Как паломник на улицах Иерусалима, вдруг услышавший благуювесть, Нэнси впервые подняла голову.
— Зачем?
— Почему ты считаешь, что таинство Любви творится лишьмежду теми, кто нравится друг другу? задала Сибил неожиданный вопрос. —Дорогая, ты часть этого таинства, и то, что тебе предстоит исполнить, можетоказаться сильно непохожим на обыденные дела. Скажи-ка мне — нет, не про бурю,это — пустяк, она — у ног Шута; скажи мне, что все-таки случилось?
Поначалу неуверенно, сбиваясь, Нэнси начала рассказывать обовсем, что знала о Таро. Она останавливалась, возвращалась к началу,перескакивала в самый конец, путала собственные впечатления с тем, что говорилГенри, а его слова, в свою очередь с тем, чего, как ей казалось, Генридобивался, и все это — со своим собственным отчаянным стремлением любить. Но ив этой мешанине то и дело всплывала неподвижная и вместе с тем стремительнолетящая фигура Шута, а у ног его расцветало невинное и страстное желание юнойженщины, поклявшейся сделать все возможное и невозможное для своегоненаглядного Генри, но не только и не столько для него, сколько ради великойтайны, о которой она узнала пока так немного и так надеялась узнать больше.
Сибил была готова ко всему, как и следует человеку,полностью владеющему собой. Она давно знала, что никакие потрясения несравнятся с восторгом открытия самого существования Любви. Когда человекуоткрывается эта истина, любые другие события, любые новые красоты становятсялишь ее составной частью и уже не могут застать врасплох. Она серьезно ивнимательно слушала историю Нэнси, видела не столько своими глазами, сколькоглазами Нэнси — как мир открывается с неожиданной стороны. Она видела, теперьуже своим внутренним взглядом, отдаленную фигуру Жонглера, стоящего в пустотедо начала всякого творения, и сияющие шары, которые, покидая его руки, обретаютбытие и становятся звездами и планетами. Часть из них оставалась парить впространстве, часть падала почти сразу же, уходила вниз и поднималась снова,пока облик творца не затерялся среди роя новых миров. Она видела, по мере тогокак длил повествование возбужденный девичий голос, четыре великие фигуры, междукоторыми покоилась Земля — две стороны единого проявления, тело и душучеловеческого существования, — Императора и Императрицу, а напротив —Иерофантов, мужчину и женщину, четверичное начало знания и становления жизни наЗемле. Меж ними катилась Колесница земного бытия. Но вот четверка распалась.Теперь по одну сторону оказался Отшельник — душа в радостном уединении, а подругую — Влюбленные, душа в радостном общении земной любви.
«И из них посыпалась земля», — жалобно проговорилаНэнси. Земля и воздух, огонь и вода — младшие стихии рождались из СтаршихАрканов, но и это было в танце. В каждом из четырех потоков Сибил продолжалавидеть фигуру Шута, его летящие, исполненные радости движения. «Я подумала, чтоэто Повешенный, и закричала», — Нэнси перескочила к другой части своейистории, а Сибил вспомнила распятия из своего прошлого, когда она ощущала себяповешенной, кричащей, выгнутой в муке, и видела золотое сияние и руки Шута,поддерживавшие и облегчавшие ее страдания, и слышала успокаивающие слова. «Ичто же нам делать? Что мы теперь можем сделать?» — бормотало юное существорядом с ней, и вдруг Нэнси изо всех сил вцепилась в Сибил и разразиласьслезами. И пока она рыдала и мучилась, руки Сибил поддерживали и утешали ее, аголос Сибил произносил успокаивающие слова.
