от погибших братьев с нашего отряда. Но отдавать их этим бойцам бесполезно, сдуру они сами себя прострелят.
— Ясно, а каким оружием вы тогда умеете воевать?
— Гарпуном и дротиками, мы хорошие гарпунщики, ходили не раз на крупную рыбу в океан.
— Ммм, хорошо, у нас есть дротики. Ап, принеси.
Ап принёс каждому по два дротика. Больше у нас не было. У каждого прибрежника имелся костяной гарпун, которые они мне продемонстрировали. Что же, внушительное оружие, но мой костяной меч гораздо лучше. Впрочем, для короткого боя у прибрежников оружие подходящее, а длительный бой мы всё равно не потянем. Мы отошли от холма, ведя за собой трёх верблюдов со своими вещами.
Путь предстоял неблизкий: сначала нужно добраться до города, потом обойти его, так как я не хотел там появляться, а потом уже продвигаться по еле заметной тропе, что вела к горам. По моим примерным прикидкам, до них мы должны добраться до вечера и то, если повезёт.
До города мы дошли довольно быстро и, повернув в саванну, обошли его вокруг. Здесь наш небольшой отряд остановился и я, приложив руку к глазам, стал всматриваться вперёд. Нагретый солнцем воздух дрожал, преломляя вид окружающего пейзажа. Погода установилась жаркая, а от недавно прошедшего сезона дождей осталась только густая и высокая зелёная трава, которая уже постепенно начала желтеть.
Впереди дорога показывала одно и то же: пустоту. Ни одного крупного животного я на ней не заметил, только трава и одинокие деревья, да ближе к горам зеленела довольно широкая полоска фруктовых деревьев и банановой травы. Больше ни на чём глаз не останавливался, даже вездесущих шакалов и гиен не видно. Всё живое словно попряталось, затаившись на просторах саванны.
Ну да, можно заметить некоторых животных, вроде местных сурков, вон их ямы, но они настолько малы, что кроме шакалов и лисиц никому не интересны, а Попобава, то бишь, птеродактиль, за такой мелочью охотиться не станет. Муторно слишком, это как нам семечки щёлкать по одной в час, когда их всего десять штук. Удовольствия никакого, только аппетит появляется.
Я взглянул на солнце. Судя по его положению, сейчас полдень, стоит остановиться на отдых и пообедать. Чует моё сердце, что возможность следующий раз поесть не скоро наступит, если вообще наступит. Ну, не будем травить душу, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Справимся.
— Привал! — проорал я и спешился.
Ап засуетился, желая разложить костёр, а я прикидывал, сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до ближайших скал. Выходило, что к вечеру. В принципе, может, ночью и лучше искать: не жарко и уже привычно, к тому же, птеродактиль по ночам не летает, что я уже успел заметить.
Как только сварился обед, я выдал каждому небольшой пузырёк с противоядием.
— Пейте. Сначала будет плохо, потом станет лучше, и яд карликов не окажет на вас действия. А после этого поедите.
— Ты нас обманываешь, — жестами показал мне Мангр.
— Обманывает вас Рам, а я никого не обманываю, — также жестами объяснил я им, стараясь хоть немного выучить наспех слова их немудрёного языка. — Пейте, и спасётесь от яда.
Они довольно долго колебались, но потом решились. Первым выпил Мангр, за ним остальные двое. И практически сразу, как я и предупреждал, почувствовали себя плохо, но не настолько, чтобы заподозрить меня в отравлении. Видели же сами, что на меня яд карликов не действует, да и теперь я их командир, раз они пошли со мной добровольно. И только я буду решать, что нам дальше делать, иначе их ждёт бесславная гибель, о чём я и сказал.
После приёма противоядия мы пообедали. На всякий случай я приготовил зелье берсерка, наверняка оно понадобится. Закончив обед, мы погрузились на верблюдов и поехали дальше. Я ехал один, Ап — с одним из прибрежников, оставшиеся двое ехали также вдвоём на третьем верблюде.
Верблюды шли довольно бодро, вокруг по-прежнему простиралась саванна, только какая-то унылая и безлюдная. С каждым шагом тропа, по которой мы ехали, становилась всё менее заметной, превращаясь просто в направление, по которому мы продвигались к горам. Вдоль тропы не виднелось ни выбеленных временем костяков, ни следов былых сражений или массовой гибели людей и животных. Вообще ничего! Тем не менее, Рам смертельно боялся этого пути, неизвестно почему.
И вот, во всей этой тишине, где-то на полпути к горам, мы услышали громкий заунывный крик, что прошёлся по нервам ледяным холодом. А потом внезапно увидели, как с одной из скал соскочило что-то огромное и, развернув крылья, полетело к нам. Ага! Вот и проклятие этой дороги, и я хорошо понимал, что это что-то летит именно к нам.
* * *
Старая самка древнего летающего ящера сидела на плоской вершине древней скалы. Эту скалу она облюбовала так давно, что и не помнила, когда именно. На этом месте она любила греться, солнце хорошо прожаривало здесь её старые кости. Закрывшись крыльями, хищница подставляла бока ярким греющим лучам, что компенсировали ночной холод, вытягивающий тепло из её тела.
Она не охотилась ночью, предпочитая делать это днём. Сейчас она была сыта, рано утром слетав к океану и поймав там жирного дельфина. С годами она стала есть меньше, организму уже не требовалось много энергии, да и инстинкт размножения у неё давно угас. Её самец улетел с новой самкой в другое место, а она осталась здесь, сторожить гнездо.
Когда она умрёт, он прилетит обратно, или прилетит его самка, или кто-то из его птенцов. Она смогла отложить в гнездо два яйца, но сделала это ещё в позапрошлом году, и неоплодотворённые яйца так и лежали на мягкой подстилке из перьев и веточек. Больше она не могла их нести, слишком стара стала, да и незачем. Пусть эти лежат, как напоминание ей о былых временах.
У неё осталась лишь одна цель — сторожить гнездо и зорко смотреть в сторону старых развалин. Зачем ей это нужно, она и сама не знала. Просто давным-давно она летала над этим городом, а потом стала жить здесь, невольно охраняя огромную статую.
Всех, кто появлялся в саванне, направляясь от города, она ловила и съедала, а если наедалась, то относила к статуе и бросала на её исполинские ноги. Там уже скопилась огромная гора человеческих костей, что радовали её глаз своими белыми изломами. Понятие жестокости было ей неведомо. Она поступала так, как велел инстинкт и то иррациональное внушение, что сделали ей,
