Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 174
нашего глубокого пожелания, чтобы между Финляндией и Советским Союзом было достигнуто соглашение на основе тех уступок, имеющих своей целью достижение взаимопонимания, и которые сделаны Советскому Союзу со стороны Финляндии.
Примите и т.п.».
Мы составили письмо, имея в виду возможность продолжения переговоров. Поскольку на следующий день не было никаких новостей, мы телеграммой сообщили в Министерство иностранных дел, что переговоры, предположительно, прерваны по причине военной базы, а также предложили выехать домой следующим вечером, на что было получено согласие.
13 ноября мы сообщили Молотову о нашем отъезде следующим письмом:
«Поскольку на наших переговорах с Вами и с господином Сталиным не удалось найти основу для планировавшегося договора между Советским Союзом и Финляндией, мы сочли целесообразным сегодня вечером вернуться в Хельсинки.
Доводя это до Вашего сведения и проявляя благодарность за оказанное нам дружеское отношение, мы выражаем надежду, что в будущем переговоры могут привести к результату, удовлетворяющему обе стороны.
Примите наши и т.п.».
Мы выехали из Москвы тем же вечером. Накануне «Правда» и «Известия» опубликовали опровержение ТАСС, официального телеграфного агентства Советской России, по поводу «советско-финляндских переговоров». В нём говорилось, что английская газета «Дейли экспресс» [“Daily Express”] опубликовала сообщение корреспондента агентства «Эксчейндж телеграф» из Хельсинки, согласно которому «Сталин снова отклонил последние уступки, которые были сделаны Финляндией». По этому поводу ТАСС был уполномочен заявить, что сообщение «Дейли экспресс» совершенно не соответствует действительности. «Никаких “последних уступок” финны не делали, ввиду чего И.В. Сталин не мог отклонить того, чего вообще не было. По данным ТАСС, финны не только не идут навстречу минимальным предложениям Советского Союза, а, наоборот, усиливают свою непримиримость. До последнего времени на Карельском перешейке финны имели две-три дивизии на фронте против Ленинграда, а теперь они увеличили число дивизий, висящих над Ленинградом, до семи, демонстрируя этим свою неуступчивость». Это сообщение ТАСС было и ответом на наше письмо Молотову.
В эти дни «Правда» и «Известия» рассказывали о статьях в журнале «Сойхту» («Факел»), представлявшем взгляды левых студентов-социалистов, а также в газете мелких земледельцев, в которых говорилось о необходимости согласиться на условия русских. В советских газетах также появились публикации антифинляндского толка. Корреспондент ТАСС в Хельсинки прислал весьма красочное представление о ситуации в Финляндии.
В своём отчёте о третьем раунде переговоров, который я передал по возвращении домой в Министерство иностранных дел, я написал следующее:
«О переговорах у меня сложилось то общее впечатление, что важнейшее разногласие связано с требованием военной базы на северном побережье Финского залива. Скорее всего такая база входит в общий военно-политический план Советского правительства и военного командования по обеспечению господства в восточной части Балтийского моря. Также возможно, что с ней связано и стремление поставить Финляндию в какую-то зависимость от Советской России. По моему мнению, интересы России в отношении Финляндии всегда были по своему характеру военными (стратегическими), причём другие (торгово-политические и культурные) никогда не играли существенной роли. Что касается второго разногласия, Карельского перешейка, то, насколько я понимаю, здесь можно так или иначе прийти к соглашению. По остальным вопросам (острова в Финском заливе, полуостров Рыбачий и компенсации) также, похоже, можно прийти к взаимопониманию.
От предложения по заключению оборонительного союза между Финляндией и Советским Союзом Сталин отказался уже во время первого и второго раунда переговоров.
Хотя в нашем последнем послании мы пытались иметь в виду возможность продолжения переговоров, следует признать, что переговоры на завершающей стадии оказались в весьма сложном положении. Трудно сказать, как их можно возобновить. Я считаю, что Сталин с большим удовольствием хотел бы прийти к соглашению во избежание военных конфликтов. Не исключено, что дело может принять такой оборот, при котором русские могут создать нам новые трудности. И тот факт, что Молотов в своей речи 31 октября раскрыл требования Советского Союза, может осложнить дело, поскольку сейчас снижение требований русских означало бы их отступление на глазах у всего мира».
Переговоры были прерваны, впереди ожидали беды, хотя этого в Финляндии сразу не осознали.
Выдвинутые русскими условия, которые Сталин смягчал в ходе переговоров, были продуманы и признаны необходимыми правительством Советского Союза и высшим командованием, независимо от того, что мы думали о них и об их важности для обороны России. Но помимо этого, как в связи с речью Молотова, так и в других отношениях, этот вопрос стал делом престижа для Советской России. Для великой державы престиж – это серьёзный вопрос, серьёзнее, чем мы, представители малых государств, даже можем вообразить. Это – весомая реальность, к которой надо относиться с особым вниманием. Когда дело заходит столь далеко, то великая держава, согласно принятой ныне морали, считает себя вынужденной идти до конца – по-плохому, если не удастся добиться своего по-хорошему. Советский Союз ранимо относится к своей чести, но в этом отношении он совсем не отличается от других великих держав. Незадолго до начала англо-бурской войны тогдашний французский посол Поль Камбон спросил у члена английского кабинета министров, хорошо известного Джозефа Чемберлена, является ли вопрос уитлендеров (переселившихся в Трансвааль подданных Великобритании) достаточным основанием для большой военной экспедиции. Чемберлен пылко ответил: «Не в этом дело; честь Англии под вопросом. Буры разбили нас; их надо научить принимать во внимание такой большой народ, как мы» (Paul Cambon par un diplomate. Р. 191)4. В итоге, в поведении великих держав по отношению к малым нет особых различий. В общении с равными себе они, понятно, используют совсем иной язык.
Начиная с осени 1939 года произошло много всего. Естественно, что я не мог вновь и вновь не возвращаться в своих мыслях к роковым событиям осени 1939 года.
Моей первой мыслью было: искренни ли Сталин и Кремль и шла ли речь только об обеспечении безопасности Советского государства от угрозы со стороны Финляндии? Именно это вызывало в Финляндии сомнения. Кто знает цели Кремля?
Из моего дневника периода Зимней войны за 26.01.40: «Заседание в правительстве с участием президента. Каллио зачитал речь, которую он произнесёт на закрытии и открытии сессии парламента. Он собирался сказать, что стало ясно – советское правительство на переговорах с Финляндией стремилось к большевизации Финляндии. На это я заметил, что у меня по ходу переговоров не сложилось такого впечатления, напротив, я думаю, что мы могли прийти с Советским Союзом к соглашению, которое не привело бы к большевизации Финляндии. Я предложил внести изменения в эту часть выступления Каллио. Моё замечание не получило поддержки». Президент Каллио не исключил
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 174
