опаляла козью шкуру, снятую целиком без надрезов. Потом смягчала ее, очищала. Завязывала концы бечевкой, а через одно незавязанное отверстие надувала его. Надутый бурдюк висел на ветке дерева, раскачиваясь на ветру. Иногда, оглянувшись, не видит ли бабушка, я, как боксер по груше, с силой ударял кулаком по бурдюку. Легкий надутый бурдюк весело крутился. Потом бурдюки наполняли тошабом. Тошаб очень вкусный. "Хочешь полакомиться, сынок?" — спрашивала бабушка и развязывала один конец бурдюка. Темный тошаб фонтаном вырывался наружу. Я подставлял пиалу и потом ел тошаб и просто так, и с маслом, и с медом. Я обрадовался, что мама будет варить тошаб.
Дедушка приготовил три больших очага. Такие очаги обычно делают, когда устраивают той. На каждый очаг ставят по огромному котлу, в который помещается по целой бараньей туше. А потом пекут несколько тамды-ров лепешек, крошат их, смешивают с мясом и луком и получается дограма.
Я это много раз видел. Но я не знал, для чего нужно так много казанов, если всего-то собираются варить тошаб.
— Мы что, будем три казана тошаба варить, деда? — спросил я.
Дедушка ответил:
— Увидишь.
Он вынул из-за пояса длинный нож с белой ручкой и стал резать пополам сложенные возле шалаша арбузы. Мама и тетя Маша тоже взяли по ножику и принялись вырезать из этих арбузов мякоть. Потом стали сливать в один казан арбузный сок, а в два других складывать мякоть и семечки. Теперь я понял, зачем нужны были три казана. Мама с тетей Машей работали очень быстро, и вскоре все три казана наполнились доверху. А арбузов еще оставалось полгоры. Что было делать? Но дедушка решил все очень просто. Он отобрал десятка полтора самых крупных арбузов и не стал разрезать их на две части, а просто срезал верхушки и выбрал мякоть. Получились арбузные кувшины. В них тоже стали сливать сок и складывать мякоть и семечки.
— Потом мы будем добавлять это в казаны, — сказал дедушка.
Мы с Володей тоже хотели резать арбузы, но нам не дали ножей. Тогда Володя взял один арбузный кувшин и надел его на голову. Лиля весело засмеялась:
— Мама, смотри, что он придумал! Как шлем.
Я тоже надел на голову арбузный шлем. На Володе был шлем из черного арбуза, а на мне — из белого. В наших шлемах было душно и ничего не было видно.
— Папа, прогони их, они в казаны упадут! — сказала моя мама. Мы с Володей сняли свои шлемы и проделали отверстия для глаз и рта. Потом взяли по камышине и схватились на "шпагах". Но вскоре нам и это надоело.
— Мама, скоро будут пенки? — стал я приставать.
— Нет, не скоро, — отвечала мама. — Не стойте тут, тогда казаны скорей уварятся. Бегите, играйте на песке!
Чудо каракумовских песков может понять только тот, кому приходилось в детстве играть на песке. Может быть, потому, что наш аул расположен близко от песков, у нас все очень любят песок. Дедушка говорит: "Чистый белый песок священен. Раньше ребенок, едва родившись, попадал в песок. Так всю жизнь и рос в нем". И правда, на песке сколько ни играй, никогда не надоест. И не только ребята, взрослые юноши и девушки по вечерам всегда гуляют в песках. И мой брат Кервен, который служит в армии, пишет в письмах: "Тоскую по пескам. Часто представляю себе, как лежу на горячем песке или гуляю по барханам лунной ночью".
Я, Володя и Лиля побежали в пески. Мы с Володей кувыркались и боролись, ползли и зарывались в горячий песок. Лиля сидела и перебирала его, пересыпая струйками с ладошки на ладошку. Даже про тошаб и пенки мы позабыли. Зато, когда вернулись, все уже было готово. Мама наполнила тошабом миску и поставила перед нами, каждому выдала по деревянной ложке.
— Ешьте, только не обожгитесь.
Володя макнул ложку в тошаб, облизнул ее и поднял большой палец:
— Во!
Лиля тоже лизнула свою ложку и сказала:
— Очень вкусно!
Мама, как всегда, хорошо придумала:
— Этот тошаб мы отдадим нашим гостям. Будут есть его зимой вместе с сушеной дыней и весенним медом, который мы им приготовили, и вспоминать солнечную Туркмению.
НАШИ ГОСТИ
Мама посмотрела на меня и воскликнула:
— Ой, Базарджан, до чего же ты красивый стал!
Я пожалел, что нет зеркала, чтобы посмотреть на себя. Вчера мы с Вовкой купались до тех пор, пока не опустела нагретая на солнце бочка. Мылись не просто так — с мылом. Вначале каждый мылся сам. Потом Вовка долго тер мочалкой спину мне, а я ему. Мы и уши как следует вымыли, не забыли, и пятки. Оттого, что мы ходили босиком, пятки загрубели. Мы их долго оттирали жесткой мочалкой. На мне вышитая рубаха-косоворотка, брюки клеш. Рубаху я заправил в брюки и подпоясал их вышитым ремнем. Правда, туфли с непривычки немного жали ноги, но тут уж ничего не поделать, придется терпеть. Я сам виноват. Мама не хотела покупать эти туфли, боялась, что они будут малы, но я уговорил ее купить. В магазине они вроде бы и не жали. А теперь жмут. Наверное, ноги выросли. Интересно, могут ноги вырасти за несколько дней? Ведь туфли мы покупали перед самым отъездом из аула. Ну и пусть жмут, я ведь один знаю об этом. Главное, что моего вида они не портят.
Но когда я увидел Лилю в нарядном платье, то забыл о себе. "До чего же она хорошенькая!" — восхищенно подумал я про себя. На ней ситцевое цветастое платье. Когда Лиля идет, желтые крылышки ее платья взмахивают в такт ее шагам. Свои русые волосы Лиля заплела в две косички, которые были довольно толстыми для ее возраста. В нашем селе девушки носят косы спереди, на груди, а Лиля закинула их за спину.
— Тетя Хеллы, посмотрите на нас! — закричала Лиля.
Мама улыбнулась.
— Ах вы мои золотые деточки! До чего же пригожие! Растите побыстрее, становитесь большими.
— Какая у тебя красивая рубашка, Базар, — сказала Лиля. — Кто ее вышивал? Мама?
— Нет, сестра Тазегуль. Она сейчас в Ашхабаде, — ответил я и еще раз пожалел, что Тазегуль нет с нами и она не увидит гостей. Теперь я больше не злился на нее. Напротив, вспоминал о ней самое хорошее — и рубашку она мне вышила, и в больницу ко мне приходила, когда я лежал со сломанной ногой. Я посмотрел на Лилю и вспомнил Джеренку. — У нас некоторые
