– Говори!
Брехунец, когда Хват ослабил хватку, казалось должен был рвануть под крыло в Лупиконю, а он, наоборот, спрятался за спину Хвата.
– Хват, торопишься. Претензии не ко мне. Я все сделал, как мы договорились с Конем, ровно в десять тридцать поджег цех. За это мне Конь обещал подарить свою иномарку. А как у вас с брюликами получилось, я не знаю, сами разбирайтесь.
Я обалдело смотрел на Брехунца. Вот это – да! Действительно информацию выдает порциями. Значит, не мы его водили за нос, а он нас. Все заранее знал и как картинно играл. Вот шельмец! Со всеми у него был договор, и с нами – на шестом километре, и с Хватом – на пятьсот двадцать пятом, и оказывается еще и с Конем. Везде подстраховался шельмец. В одном месте сорвется, в другом клюнет. Ну прохиндей. Даже Данила рот открыл от удивления. Но просчитался Брехунец. Когда к нему кинулся Лупиконь, Хват не стал его защищать. Выворачивая руку Конь задал ему тот же вопрос:
– Ну, так где же брюлики?
Брехунец многозначительно посмотрел на жену Лупиконя.
– Ты у нее спроси!
– Что? Ты на кого поклеп возводишь? Чтобы моя…
– Да твоя. А то чья же. – Брехунец ища защиты зло посмотрел по сторонам. Сочувствием в глазах окружающих и не пахло. Он сплюнул себе под ноги. – Я ведь и сам догадался, что в цеху что-то осталось, когда мне Хват заявил, что можно спалить Камаз на пятьсот двадцать пятом километре и ничего из него не доставать. И ты тут еще со своим таким же предложением. Не дурак же я. Сообразил, что товар в цеху остался. Вот я и полез в цех.
– Ну и?… – сглотнул слюну Лупиконь.
– Свернул голову трем столикам, а в них ничего не оказалось. Я же не знал, что есть еще четвертый. Методом дедукции я вычислил, что ночью к ним ход может иметь только твоя жена, Конь. Значит успела. Вот я и пошел к ней.
– А она в ночь одна дома! – заржал не хуже Коня Хват-Барыга.
– Рассказывай, не тяни за душу, – переступил с ноги на ногу Лупиконь. – Что ты дальше сделал?
– Что сделал, что сделал. В сад забрался. Думаю, лето – жарко, окна должны быть открыты. И точно – окно в спальню настежь. Дай думаю загляну, что делает, твоя красавица. Может быть уже сбежала с четвертым столиком, с раритетом из Янтарной комнаты.
– А она что делала? – с угрозой спросил Лупиконь.
Брехунец посмотрел на напрягшуюся в ожидании ответа красавицу блондинку и со смешком выдавил:
– Спала! Раскинулась во сне и спала!
В этот момент жена Лупиконя почему-то облегченно вздохнула и доброжелательно посмотрела на Брехунца.
– Я и подумал, – войдя во вкус рассказа Брехунец начал уже размахивать руками, – почему бы мне не залезть…
– Замолчи!
Дикая ревность перекосила лицо незадачливого дознавателя. Казалось Брехунец увел повествование в нужную ему сторону и на этом закончатся следственные действия. По крайней мере Лупиконь больше не имел к нему вопросов. Зато Хват, как удав на кролика смотрел на рассказчика.
– Брех. Заврался ты совсем, – неожиданно он обратился он к побледневшему Брехунцу. – Нестыковочки у тебя выскакивают. Как ты их нам объяснишь?
– Какие нестыковки? – тревожно спросил Брехунец.
Хват ехидно улыбнулся.
– Первая нестыковка! С чего ты взял, что надо курочить ножку столика. Я же тебе говорил, что он сам – весь раритет. С чего ты взял, что там брюлики? Значит, ты их видел. Где они?
Брехунец стал натужно вспоминать, где он проговорился. И на нас он не мог сослаться, про бриллианты мы ему ничего не говорили. Он кисло улыбнулся и видя каким зверем смотрит на него ревнивец Лупиконь, спросил Хвата:
– А вторая в чем нестыковка?
Довольный Хват улыбнулся.
– Вторая нестыковка, идет в одной упряжке с первой. Вот ответь мне пожалуйста Брех, откуда ты узнал про четвертый столик в цеху, почему ты пошел его искать под кроватью у жены Коня? Что он тебе плохого сделал, что ты его решил породнить с рогатым оленем? Тебе же про четвертый столик никто ни слова не говорил.
Язычок скажу я вам у Хвата. После его ехидной тирады на Лупиконя жалко было смотреть. Ноздри у него начали расширяться от прерывистого дыхания, глаза налились кровью. От Брехунца должно было остаться мокрое место. Он так и подумал и принял превентивные меры.
– Тихо, тихо, не сопите господа раньше времени, сейчас все объясню.
А Хват, как орел с интеллектуальной высоты окинул всю нашу кампанию презрительным взглядом. Учитесь, мол, пока я рядом. Рано торжествовал Хват, зря сопел Конь. Брехунец в словесных хитросплетениях еще никому не уступал. Он сам презрительно смерил с ног до головы Хвата и сказал:
– Если я расскажу, где я ночевал, вы оба упадете и не встанете.
– Рассказывай, – беспечно заявил Хват, собираясь услышать очередную победную историю Дон-Жуана районного масштаба. Я глянул на жену Лупиконя – прекрасную блондинку. Она готова была испепелить своим взглядом Хвата. Ее реакция мне была понятна, а вот чего заволновалась жгучая брюнетка с Мерседеса?
Брехунец не заставил себя долго ждать. Он обнажил свою словесную шпагу и нанес первый укол самонадеянному Хвату:
– Как вы недавно достопочтенный Хват успели справедливо заметить, на моем спидометре за эту ночь добавилось всего двенадцать километров. А значит я мог отъехать из города в одну сторону на шесть километров, и в обратную на столько же. Усекаете?
Лупиконь облегченно перевел дух. До его дома было намного ближе, чем пресловутые шесть километров.
– Ну и что? – нехорошо прищурился Хват.
– А ничего! – Брехунец коршуном взмыл над ним. – Когда я проехал первые шесть километров из оговоренных нами с тобой пятьсот двадцати пяти, то увидел на стоянке-отстойнике фуру, кажется марки Мерседес. Я и подумал, чего мне пилить пятьсот двадцать пять километров, зря жечь солярку, лучше лягу я здесь и отосплюсь. Какая разница, где палить Камаз – здесь или там, все равно из него ничего не надо доставать.
Мне так и хотелось крикнуть Брехунцу, что он снова все перепутал, что ему сначала надо было на пятьсот двадцать пятом километре достать шахматный столик, а уж потом палить Камаз, потому что первым к телефону подошел Хват, так они уславливались вчера утром. Снова его прижмет к стенке Хват-Барыга. А Брехунца уже несло.
– Только я загнал свой Камаз и спрятал его за Мерседес, так чтобы его с дороги вы не увидели, как вдруг гляжу, в соседней машине красотка одна-одинешенька сидит. После этого разве мог я ехать дальше. Так и ночевали мы рядом. Во, – Брехунец обратился в к жгучей брюнетке, – Фрау мадам, подтвердите.
Теперь пришлось краснеть Хвату-Барыге. Любой, попавший на желчный язык Брехунца, не мог отмыться до конца жизни.
– Но, но, ты не очень, – осадил он рассказчика, – это моя невеста.
